Архив тегов | 如何寫一個愛情故事

Ланселот — мечта средневековой дамы об идеальной любви

Ланселот у часовни Святого Грааля, Эдвард Бёрн-Джонс

 Эдвард Бёрн-Джонс. «Ланселот у часовни Святого Грааля»

На русский впервые полностью переведен средневековый роман «Ланселот, или Рыцарь телеги»

Выпущенный издательством Common Place роман «Ланселот, или Рыцарь телеги» принадлежит перу средневекового писателя, представителя Ренессанса XII века — клирика Кретьена де Труа (1135—1185). Известный сюжет о Ланселоте, рыцаре короля Артура, впервые появляется именно в романе де Труа.

Первый полный стихотворный перевод «Ланселота» на русский язык — знаковое событие для приходящей в упадок российской филологии. Старую европейскую литературу сегодня издают мало и неохотно — это дорогое удовольствие, требующее к тому же серьёзной профессиональной подготовки, кто попало с такими текстами работать не может. Специалистов-переводчиков и специалистов-литредакторов, получивших образование в советское время, остаётся всё меньше, а новых такого же уровня фактически не появляется: подобные знания и компетенции почему-то никому в России не нужны.

Публикация таких литературных памятников, как «Рыцарь телеги», не имеет экономического смысла: затраты на них никогда не окупятся. Инициативы здесь можно ждать скорее от энтузиастов, готовых заниматься любимым делом бесплатно и не зависящих от частного или государственного финансирования.

Lancelot_cover2

Обложка одного из французских изданий книги Кретьена де Труа «Ланселот, или Рыцарь телеги»

«Когда Нина Владимировна Забабурова, замечательный переводчик и исследователь французской литературы, предложила нам опубликовать два подготовленных ею романа выдающегося средневекового автора Кретьена де Труа, мы ни минуты не сомневались, что за это стоит взяться, — несмотря на волонтёрский характер нашего проекта и отсутствие средств. Мы тратим деньги из своего кармана только на скромную полиграфию, никто из участников ничего не получает», — рассказали в издательстве Common Place.

Отсутствие интереса и вкуса к литературным памятникам и неумение с ними работать издатели Place объясняют глубоким культурным провинциализмом, царящим в современной России.

«Конечно, культурные артефакты ушедших эпох не являются носителями некой универсальной истины — наоборот, мы находим в них следы давно исчезнувшего опыта, повседневных практик, общественных отношений. Их инаковость, непохожесть на то, с чем мы имеем дело сегодня, помогает понять преходящий, случайный и обусловленный характер текущего исторического момента и нашего личного опыта и в то же время позволяет увидеть их уникальность и ценность», — считают энтузиасты-издатели.

«Русская планета» публикует отрывок из послесловия переводчика Нины Забабуровой, в котором рассказывается об истории создания романа Кретьена де Труа. Этот отрывок ― ниже:

Ланселот вошёл в европейскую культуру как воплощение совершенной куртуазной любви и поэзии адюльтера. Томление провансальских трубадуров и очарование кельтских преданий соединились в этом герое, занимающем особое место в творчестве Кретьена де Труа.

Об истории работы над романом «Ланселот, или Рыцарь телеги» можно судить по некоторым фактам. Он был заказан Кретьену де Труа графиней Марией Шампанской, старшей и любимой дочерью Альеноры Аквитанской, сыгравшей решающую роль в становлении французской куртуазной культуры. Работа началась, как предполагается, в 1176 году, после окончания романа «Клижес». В этот же период Кретьен работал и над романом «Ивэйн, или Рыцарь со львом» (очевидна даже перекличка их названий), который успел закончить. Но в 1181 году Кретьен получил от Филиппа Эльзасского, графа Фландрского, заказ на роман «Персеваль, или повесть о Граале». Не исключено, что в это время он поступил на службу к графу, покинув двор своей покровительницы Марии Шампанской. К этому времени Мария Шампанская овдовела, и граф Фландрский к ней сватался, но получил отказ. Подобная смена патронов — нередкое явление в эпоху Средневековья. Тогда, скорее всего, и была прервана работа над «Ланселотом». Кретьен поручил «дописать» свой роман некоему клирику, который с гордостью назвал своё имя в финале романа. Вряд ли, как полагали некоторые исследователи, роман автору просто «надоел». Обстоятельства жизни Кретьена нам неизвестны, и стоит полагать, что работу прервала более веская и объективная причина, а может быть, и целый ряд обстоятельств.

О Годфруа де Ланьи, дописавшем роман по указаниям автора, известно немного. Сам он назвал себя клириком, каковым являлся и Кретьен де Труа. Он был уроженцем Ланьи, достаточно крупного северофранцузского города, который, вместе с Труа и Провеном, являлся одним из ярмарочных центров Шампани. В середине XII века в Ланьи случились две разрушительные эпидемии эрготизма (смертельной болезни, вызываемой грибковым вредителем ржи, — спорыньёй). Ж. Ле Гофф отмечал, что эта напасть, названная «антоновым огнём», появилась в Европе в конце X века и её симптомы были описаны в 1090 году хронистом Сигебертом Жамблузским. Может быть, такое бедствие побудило Годфруа де Ланьи покинуть родные края? Расстояние между Ланьи и Труа, по средневековым меркам, немалое — более ста километров. Вряд ли Годфруа имел возможность запросто и часто наведываться в Труа, где могло бы произойти его знакомство и сближение с Кретьеном де Труа. По складу деятельности, клирик Годфруа должен был искать себе постоянное пристанище и работу (явно не связанные с сезонными передвижениями и крестьянским лихолетьем — в лучшем случае монастырь). Могло случиться и иначе. Человек XII века вовсе не был неизбежно осёдлым. В эту эпоху странствия были привычным занятием клириков. «Рыцари и крестьяне, — писал Ж. Ле Гофф, — встречали на дорогах клириков, которые либо совершали предписанное правилами странствие, либо порвали с монастырём (весь этот мир монахов, против которых напрасно издавали законы соборы и синоды, находился в постоянном коловращении)». Впрочем, следует иметь в виду один интересный факт. В 1179 году именно в Ланьи был устроен грандиозный турнир в честь коронации юного французского короля Филиппа-Августа, в котором приняло участие более трёх тысяч рыцарей. На нём присутствовали Генрих Младший (род. в 1155 году), сын английского короля Генриха II и Альеноры Аквитанской, то есть сводный брат графини Марии Шампанской, а также Филипп Фландрский, будущий покровитель поэта. Супруг Марии Шампанской Генрих Милостивый, большой любитель турниров, вряд ли мог пропустить такое зрелище, как и сама властительница Труа. Там и могла состояться встреча двух поэтов (а Годфруа оказался весьма талантливым поэтом, раз вполне успешно завершил «Ланселота»), после чего клирик Годфруа де Ланьи вдруг да и получил возможность отправиться вслед за мэтром в Труа и оказаться при дворе Марии Шампанской, неизменно опекавшей людей искусства. Иначе трудно было бы объяснить появление его имени в финале «заказного» романа.

Этому художественному опыту предшествовали два романа, каждый из которых предлагал определённый жанровый вариант, в той или иной мере совместимый с опытом средневековой литературы. В «Эреке и Эниде» очевидно главенство бретонского материала (matière de Bretagne) и очарование кельтской романтики, где есть и заповедные пространства, и чудеса, и фантастические приключения. «Клижес» в чем-то ближе «античному» варианту средневекового романа, со своей необычной для рыцарского романа точной топографией, конкретными политическими аллюзиями и трактовкой центрального конфликта через проблему Восток/Запад. После 1176 года Кретьен явно возвращается к жанровой модели «Эрека и Эниды» и ей уже не изменяет — таков выбор художника.

lanselot_cover1

«Ланселот» принадлежит идее артуровского (бретонско-кельтского) мира. Для автора и его современников это мир, как бы ныне мы сказали, возвышенных романтических преданий, противостоящих современному падению нравов (подобная тема — общее место в сетованиях интеллектуалов Средневековья), в которых реализуется идеал странствующего рыцаря, свободного в своих устремлениях к любви и славе.

Образы кретьеновских доблестных рыцарей уходят вглубь кельтских преданий, которые в течение веков распространялись в Британии и Уэльсе в устной традиции. В своё время Г. Парис отметил, что артуровские сюжеты имели богатейшую устную традицию к середине XII века: «Эти англо-нормандские поэмы почти все утрачены: они известны лишь по английским, валлийским и, главным образом, французским подражаниям». Об этом свидетельствуют несколько письменных источников. Воспроизведённый в «Ланселоте» сюжет похищения королевы Геньевры связан с рядом довольно древних мотивов, и не только кельтских. Средневековому автору хорошо был известен космологический миф о Персефоне, а также миф об Орфее и Эвридике, донесённый Овидием (пример тому — средневековое «Лэ об Орфее»). В начале XII века в валлийском житии святого Гильды Премудрого, одного из первых британских хронистов, рассказывается, как Гильда помогал королю Артуру освободить похищенную королеву Гвеннувар, которую захватил и увез в Гластонию коварный король Мелв. В Мелве легко угадать Мелеагана из романа Кретьена де Труа. Здесь, правда, король Артур сам отправляется за королевой и освобождает её: «Потребовал король у мятежников королеву на один год, услышал, однако, что она останется. Поэтому он собрал войско всего Корнуолла и Девона; война между врагами была подготовлена». В текстах, условно говоря, «исторических», к которым можно, прежде всего, отнести «Историю бриттов» Гальфрида Монмутского, трагедия артуровского мира связана с двойным предательством — Мордреда, племянника короля, и Геньевры, неверной супруги, которая бросает короля ради узурпатора. Кретьен де Труа полностью изменил этот уже известный сюжет, сделав возлюбленным королевы Ланселота, тем самым значимо сменив акцент: конфликт из династического перерос в психологический.

Ланселот упоминается в романе «Эрек и Энида» как Ланселот Озерный и в перечне рыцарей стоит на третьем месте вслед за Гавэйном и Эреком. Как не раз отмечали исследователи, сюжет «Ланселота» содержит немало отсылок к тексту «Тристана и Изольды», столь любимому средневековым обществом и известному во многих вариантах. Сам Кретьен в первых строках романа «Клижес» признался, что тоже поведал историю о том, «как любила горячо Изольда пылкого Тристана». Этот текст до нас не дошёл и явно относится к раннему творчеству писателя. Но тем больше оснований увидеть в «Ланселоте» очевидные параллели к «тристановскому» сюжету: любовная связь рыцаря и королевы, жены сюзерена, разоблачение измены (простыни, запачканные кровью раненого рыцаря), ложь влюблённых, оправдательный поединок.

У Кретьена Ланселот окружён тайной. Само его имя откроется только к середине романа. В тексте лишь бегло упоминается о некоей «даме-фее», взрастившей его и подарившей ему кольцо с заветным камнем, призванным спасать от бедствий. Мотив этот явно связан с кельтскими преданиями. В более поздних средневековых текстах, связанных с историей Ланселота, эта фея будет именоваться Вивианой, чаще Дамой Озера, возлюбленной самого Мерлина, а герой окончательно получит имя Ланселота Озёрного.

Ланселот, рыцарь телеги

Ланселот, рыцарь телеги

Роман Кретьена открывается прологом, имеющим особое значение. Ранние докретьеновские романы во Франции обычно соотносились с античными источниками и часто представляли собой даже не перевод, а переложение латинских сочинений (к примеру, «Роман о Фивах», написанный в 1155 году, представляет собой адаптацию поэмы Стация «Фиваида»). Кретьен в прологе подчёркивает, что следует лишь воле графини Шампанской, пожелавшей, чтобы он написал «роман». Обычно считается, что в средневековой литературе романом называли любое произведение, написанное на романском, местном, наречии. В прологе понимание романа намного шире. Кретьен тоже подчёркивает, что обратился к родному языку (таково пожелание покровительницы), но при этом явно предполагает сочинение с совершенно новым сюжетом, который предложен ему Марией Шампанской. Отсутствие отсылок к источникам — важная деталь. При этом автор, получая от заказчицы «сюжет и замысел», оставляет за собой право этот сюжет развернуть и интерпретировать по собственному усмотрению, то есть перевести в собственную художественную реальность:

О Рыцаре телеги тут

Начнёт Кретьен повествованье.

Сюжет и замысел сказанья

Внушила госпожа ему,

И лишь добавит он к тому

Своё усердье, ум да совесть.

Очевидно, что в центре будущего романа — история героя, рассказанная на новый лад. Ланселот — это мечта об идеальной любви, живущая в душе средневековой читательницы и слушательницы. Один из исследователей остроумно заметил, что средневековый роман — это клирик и дама, ему внимающая. Знатные женщины в эпоху Кретьена составляли основную читательскую аудиторию.

О продуманном плане романов Кретьена де Труа можно говорить, имея в виду понятия, которыми пользовался сам автор в предисловиях к романам «Клижес» и «Ланселот, или Рыцарь телеги»: matière («материал»; может быть, «фабула»), sens (смысл»), сonjointure («соединение», или в переводе на язык современных понятий — «композиция»). В совокупности эти три элемента составляют, по Кретьену, авторское искусство. Самосознание поэта, утверждающего особую значимость авторского творчества, отражало новые тенденции средневековой эстетики. Как справедливо отмечает Умберто Эко, с появлением рыцарства эстетические ценности «становятся принципами социальными». С вторжением в культуру женского начала «подчёркивается значимость чувства, и поэзия из объективного делания превращается в субъективное изъяснение». В итоге меняется статус поэта и его самооценка: «Труд поэта адресован не Богу и не церковной общине; он не имеет ничего общего с архитектурным произведением, о котором заранее ясно, что оно будет закончено кем-то другим; поэтическое сочинение нельзя считать адресованным узкому кругу знатоков манускриптов. Всё это приводит к тому, что поэт всё больше и больше вкушает славу быстрого успеха и радость личной известности». Именно таков статус автора в романах Кретьена де Труа и в прологе к «Ланселоту», где он гордо называет своё имя.

—————————————————————————————————————————-

В настоящее время голливудская киностудия «Warner Bros.» снимает очередной фильм о короле Артуре и рыцарях круглого стола. На это раз главным героем истории, по засекреченному сценарию, будет именно Ланселот — самый почитаемый среди рыцарей.

Кадр со съёмочной площадки

Кадр со съёмочной площадки

♥♥♥

Если вы нашли это сообщение полезным для себя, пожалуйста, расскажите о нём другим людям или просто дайте на него ссылку.

 

——————————————————————————————————————————————-

прыгающ сердце

Научиться писать любовные (в т.ч. эротические) и дамские романы можно в нашей Школе писательского мастерства:   http://book-writing.narod.ru  или  http://schoolofcreativewriting.wordpress.com/

Редактирование (развивающее и стилевое) и корректура любовного романа:  http://book-editing.narod.ru  или  http://litredactor.wordpress.com/

За общелитературными знаниями заходите на мой большой блог «Литературный наставник»:  http://literarymentoring.wordpress.com/

сердечный взгляд

Консультации развивающего редактора по сюжету, структуре, композиции, планированию любовного романа:  Лихачев Сергей Сергеевич  likhachev007@gmail.com

 

 

Эротические романы пишут юные самки-динозавры из Техаса

Эротика с динозаврами

В жанре любовного романа есть поджанр «эротический роман». Вполне приличный популярный поджанр, снискавший себе миллионы читателей. Эротику писали и читали с античных времён, отличилась эпоха Возрождения (Бокаччо), и галантный XVIII век, ну а в XX веке появились мощные специализированные издательства и сегодня магазины и интернет завалены эротикой – бумажной и электронной. Постарались и художники порносайтов. Они не ограничились изображением безобидных осликов (Овидий) в качестве секспартнёров для пылких героинь, а подарили последним пёструю кунсткамеру чудовищ: червей, драконов, грибов, монстров, роботов, инопланетян… Пусть читатель и зритель развлекается! Мужики-то не только в России слабаки, и брутальных дам не удовлетворяют вполне, но и в америках-европах не лучше. Тем паче, что там у них и с гендерной ориентацией стало… не совсем. Ах, мужики-слабаки, поголовные жертвы плохой экологии и простатита?! Переходим на ДИНО!

Две юные авторши ― Alara Branwen и Christie Sims ― познакомились в  общаге, в Техасе, США. В то время Алара работала в супермаркете, а Кристи ― воспитателем (!) подрастающих техассцев. Работка у обеих незавидная ― скорее всего, по невеликим талантам и силам тружениц, но вдруг счастливая мысль, как можно легко и непринуждённо подхалтурить, посетила светлую головку одной из товарок: а не попробовать ли накропать книжку в жанре эротической фантастики о женщинах, трахающихся с динозаврами? Немедленное воплощение счастливой мысли оказалась достаточно прибыльным: после издания электронной книги про динозавра T-Rex и изнасилованную трицератопсом героиню, дуэт прогремел даже на страницах приличной казалось бы газеты Daily Mail, и, как заведено в эпоху постмодерна, к техасским девицам обратились с предложением рассказать о том, как они «сделали самого себя» на порно с динозаврами и, естественно, научить жить других американцев.

Ответы на вопросы набивала Алара: «Кристи заставила меня сделать это, потому что сама слишком ленива».

Ответы сих мелких «профессионалок» я привожу с сокращениями и некоторыми изменениями (в основном, это восклицательные знаки).

Эротика с дино

*****

Почему именно динозавры?

Чтобы по-настоящему ответить на этот вопрос, мне придётся пройти весь (!) путь назад, когда я впервые начала писать эротику ― это немного больше, чем год назад. Однажды я пожаловалась парню, что мне трудно сводить концы с концами при моей низкооплачиваемой работе и огромными счетами из колледжа. Мой друг рассказал о статье, в которой описан нынешний бум самиздата, и о том, как Джеймс сделала целое состояние на самиздате своей эротики. Тогда я подумала: а ведь я могла бы написать свою собственную эротику! Я пошла в общагу и той же ночью разузнала всё о существующих в то время платформах самиздата.

Как только я начала зарабатывать на написании эротики больше, чем на основной работе в магазине ― а это заняло только один месяц (!) ― я уволилась, чтобы начать писать полный рабочий день и ходить в вечернюю школу.

Я провела небольшое исследование и обнаружили, что жанр, называемый «эротикой с монстрами», приобретает популярность. Так что я решила писать рассказы, которые содержали разных монстров, оборотней. Правда, позже узнала, что оборотни не считаются монстрами. Я написала много эротических историй с драконами, BBW романтику, несколько других вещей. Но через несколько месяцев писания эротики драконов с грудастым девицами я начала получать отказы. Я даже уже собиралась бросить курить в целях экономии средств и вернуться к работе в магазине. Но в один прекрасный день я шла и вспоминала фильм «Парк юрского периода». Мой извращённый ум сразу же заработал: я представила себе фото динозавров, спаривающихся с женщинами. Я чуть не умерла со смеху. Я уже собиралась выбросить эти мысли из головы, но, благодаря причудливой работе ума, меня озарило: в эротике с динозаврами было нечто новое, что я никогда не пробовала писать раньше.

На следующей неделе я села и накатала свой первый рассказ о динозавре. Я показал свою историю Кристи и мы начали работали вместе, чтобы сгладить прозу. Ей понравилось, и с тех пор она и я пишем эротические истории о динозаврах и другую фантастику. Так мы стали динамичным дуэтом в порно о монстрах!

Эротика с диноз

Эротика о монстрах ― прибыльное занятие?

Мы не хотим говорить о реальных цифрах, но скажем так: дизайнер макета книги, Кристи и я делаем денег больше, чем наш друг, который работал инженером в «Боинге» в течение нескольких лет, и друг Кристи, который пятый год пашет бухгалтером в Далласе, штат Техас.

До этого я написала несколько пьесок и фэнтези, научную фантастику, и немного юмора и фантастических приключений. Кристи говорит, что она много писала городского фэнтези и общей фантастики. Но так как Кристи и я должны зарабатывать на жизнь писательством, мы обе сейчас пишем в основном эротику о монстрах. Мы вместе накатали чуть более 200 коротких эротических рассказов (большинство из них не опубликованы).

Alara Branwen и Christie Sims ваши настоящие имена?

Нет, конечно. Вы действительно думаете, что мы будет публиковать сумасшедшие вещи и подписывать их собственными именами?

Как вы познакомились?

В позапрошлом году в общаге нас поселили в соседних комнатах. С тех пор мы стали потрясающими подругами!

Как развивается ваша дружба вне эротики о монстрах?

Мы наслаждаемся фильмами ужасов, совершаем ранние утренние пробежки, и играем с друзьями во всякие игры. Много времени мы проводим вместе, так что некоторые люди думают, что мы любовницы, но это не правда.

Эротика с дин

Дайте совет людям, которые хотят писать эротику

Мой совет тем, кто хочет попасть в эротическую отрасль, такой же, как совет для любого бизнеса: найти то, что вы любите, или, по крайней мере, чем интересуетесь, и провести собственное исследование! Убедитесь, пользуется ли большой популярностью то, что вы хотите писать. Если ваша ниша популярна, убедитесь, что вы делаете всё возможное, чтобы выделиться.

Если вы наткнулись на гарантированный [читательский] рынок, каким был до настоящего времени рынок эротики о динозаврах, то заполняйте его: напишите несколько историй в нём и посмотрите, что их этого выйдет.

После того, как вы выделитесь, продолжайте писать и давать читателям то, что они хотят. Это потребует много тяжёлой работы и преданности делу, нужно стать профессиональным писателем. Вы должны продолжать своё исследование рынка, упорно писать, сделать хорошие книжные обложки или нанять кого-то, кто может их сделать (можно найти хорошие роялти-фри фотографии; http://www.123rf.com ― хорошее место для поиска, и вы можете нанять кого-то на fiverr.com, чтобы не выйти за $ 5), а также использовать маркетинговые тактики для рекламы своей книги. Вы можете узнать, как публиковать книги на Kindle, Nook Press, Kobo, Apple и Google Play на YouTube. Просто введите «Как разместить на X», и ещё можно найти видео, которые научит вас, как это сделать.

Но, я думаю, самое главное, это заставить себя работать. Написание должно быть профессиональным в любом жанре. Я не знаю, сколько раз я должна была подтолкнуть себя, когда работаю на клавиатуре, чтобы просто выдавить лишне слово, чтобы выполнить свою ежедневную квоту. Моя ежедневная норма составляет 5000 слов, у Кристи ― около 3000 слов, но она пишет намного меньше…

————————————————————————————————

Любопытны комментарии читателей на откровения юных «беллетристок» из Техаса. Большинство их читателей воспринимают сии произведения как стёб или проявления авторской клиники.

  • Отдавать $ 2,99 за такое дерьмо? Лучше зайти на SoFurry, у них есть десятки тысяч номеров сказочной эротики бесплатно!
  • Я предпочту старую историю с разносчиком пиццы и одинокой дамой. Старые истории хотя бы редактировали.
  • Эти книги имеют столько же общего с реальным сексом динозавра, как «50 оттенков серого» ― с реальным BDSM. Побольше автобиографичности, пожалуйста! Да, и редактора с корректором!
  • Я знал девушку, которая была с динозавром. Это, безусловно, вещь.
  • Фу, серьезно? На самом деле это вещь?
  • Блин, а я думал, что фетиш клоуна как-то странен…
  • Эти девицы, наверное, прочли серию об испаряющемся Клане пещерного медведя и оттуда получили свои «идеи»…
  • Мы занимались сексом с динозавром.
  • А я не очень хороша в этом…
  • Не уверен, что можно назвать эту вещь «электронной книгой»:  прочтение заняло менее часа. Больше похоже на «е-рассказ», за который нелепо завысили цену до $ 2.99.  Во всяком случае, вряд ли стоит удивляться, чтение было ужасно, а отнюдь не занимательно и  весело. И подобные книжки предназначены для забавы? В это трудно поверить.
  • Один вопрос остаётся без ответа: правые христиане будут протестовать против описанных в книге непристойностей или потому, что динозавры не существуют?
  • Помните, дамы: динозавры T-Rex имеют очень маленькие руки…
  • У них не руки, а передние конечности.
  • Hardcore Rex.

С трудом удерживаюсь, чтобы самому не прокомментировать опусы техасских недорослей о сексе с динозаврами. Жанр эротического романа опять под угрозой. Прорвы стебающихся продавщиц и воспитательниц, халтурящих на писательстве «школьниц-профессионалок», набивающих по 5000 слов в день и при том посещающих вечернюю школу, способны сильно подорвать престиж действительно забавного развлекательного жанра.

Эти девицы обходятся без редактора и корректора, без критика и цензора, без совести и общественного мнения, без этических и эстетических ориентиров, без тормозов, а главное ― без ума. Кто бы придумал фильтр?

Продолжение обсуждения издательского порноскандала в Великобритании можно найти на странице  http://gigaom.com/2013/10/15/in-furor-over-rape-and-incest-porn-ebook-retailers-arent-the-only-ones-to-blame/

Яйцо Дино 1

А ведь история симпатий девушек с Дино могла кончиться и так…

♥♥♥

Если вы нашли это сообщение полезным для себя, пожалуйста, расскажите о нём другим людям или просто дайте на него ссылку.

——————————————————————————————————————————————-

прыгающ сердце

Научиться писать любовные (в т.ч. эротические) и дамские романы можно в нашей Школе писательского мастерства:    http://schoolofcreativewriting.wordpress.com/

Редактирование (развивающее и стилевое) и корректура любовного романа:    http://litredactor.wordpress.com/

За общелитературными знаниями заходите на мой большой блог «Литературный наставник»:  http://literarymentoring.wordpress.com/

сердечный взгляд

Консультации развивающего редактора по сюжету, структуре, композиции, планированию любовного романа:  Лихачев Сергей Сергеевич  likhachev007@gmail.com

 

Самиздат в среде писателей любовных романов

Ты мой, читатель

Стремительное распространение самиздата в последние годы затронуло и жанр романтики. Самиздат несёт автору творческую свободу, благодаря ему образуются новые поджанры, о которых ещё вчера не знали даже умудрённые редакторы и продвинутые книжные маркетологи. Мы живём в захватывающее время издательских перемен. Некоторые американские самиздатовские авторы любовных романов зарабатывают по 15 тысяч долларов в месяц. Барбара Фрити продала 3500000 копий своей самиздатовской книги и получила за неё несколько престижных премий. Другие авторы терпят убытки, то есть, не способны хотя бы вернуть свои затраты на публикацию и продвижение. Большинство самиздатовских авторов зарабатывают очень мало, как было всегда в творческой среде литераторов, поэтов и художников. Причины неудач разнообразны, как в любой другой деятельности: здесь и низкое художественное качество произведения, слабая или даже отсутствующая редактура и корректура, плохая обложка и неудачная печать, или непонимание автором правил интернет-маркетинга. А уж если писатель сам по себе никудышный, то никакой самиздат и группа поддержки не поможет ему стать известным и хорошо оплачиваемым.

Отнюдь не все публикуемые авторы любовных романов кинулись в самидат. Некоторые просто боятся потерпеть неудачу на непривычном поприще предпринимательства, когда самому приходится заниматься маркетингом, рекламой, чтобы продать книгу; они боятся выглядеть глупо и (или) испортить с трудом завязанные отношения с литературными агентами и традиционными издателями. Самиздат – это бизнес в новом, не устоявшемся рынке, где часто меняются правила, поэтому не расположенным к бизнесу авторам он  представляется опасным и ненадёжным. То ли дело книжные издательства, где всё отработано веками. Для творческих неделовых натур самиздат страшно обременителен: он способен так высосать силы и время, что на творчество ничего не останется. Это не говоря про деньги, необходимые истратить автору на редактуру, дизайн, опубликование и продвижение своей книги. Есть также затраты на ведение маркетинга, может быть ежемесячная плата за веб-сайт, ежемесячная плата за системы постоянного контакта, расходы на рекламу в инете и в печати, и, конечно, упущенная выгода автора в течение всего времени, истраченного на маркетинг. Получается: автор написал книгу, а потом начинает вкладывать в неё собственные деньги (инвестировать новый бизнес) без уверенности, что они когда-нибудь окупятся. Это чистый безпафосный бизнес, подобный тому, как продают по интернету сотовые телефоны. Самиздательский автор – сам себе издатель, бизнесмен, и прежде, чем он начнёт рассчитывать свои потенциальные прибыли от продажи электронной книги, пусть сначала, как это делает традиционный издатель, рассчитает свои расходы на издание и продвижение.

Но более продвинутые и самоуверенные авторы, и почти все начинающие, имеющие деньги, идут на первичные затраты. Ведь для подавляющего большинства начинающих самиздат – это единственный пропуск в писатели. А те авторы, кто пишет эротику, уже давным-давно в самиздате. Вслед за ними потянулись авторы из поджанра современной романтики.

В США средний доход писателя от продажи одного экземпляра его книги  в мягкой обложке составляет около 1 доллара. От книги в твёрдом переплете доход может быть выше, но тираж книг в переплёте всегда меньше. Понятно, что нужно продавать ежегодно десятки тысяч бумажных экземпляров, чтобы достойно жить на писательские доходы. В электронных же изданиях, авторский доход от книги, продаваемой по цене 2,99 доллара, составляет около 2 долларов. При более высокой цене книги, доход поднимается в той же пропорции. И продажа идёт непрерывно, даже ночью, процесс продажи не зависит от тиража, от распространителей, магазинов, транспорта и т.п., как в случае с бумажными книгами.

Если автор бумажной книги ищет литературного агента и издателя, то автор электронной книги заинтересован обрести совсем другую команду: развивающего редактора (фактически, наставника, кто будет помогать выбрать тему и целевого читателя, сформулировать идею, определить повествователя, разрабатывать сюжет, композицию, персонажи и др. компоненты произведения), редактора-стилиста (править написанный текст), корректора (орфография, пунктуация) и дизайнера (форматирование, обложка, иллюстрации). Иногда развивающий редактор и редактор-стилист предстают в одном лице. Но развивающего редактора – днём с огнём в России не найти. В Голливуде они есть, их для этого учат, у нас – нет. Почему? Ушли на покой квалифицированные  редакторские кадры и нет привычки авторов платить за качественную работу. У нас автор сам себе голова, никто ему не указ, а в итоге годами и десятилетиями кропает плохенькие произведения, которые непроходимы в традиционных книжных издательствах. Такой автор и в электронном виде не издаст ни одной стоящей книжки, потому что не собирается платить за развивающую редактуру. Ведь развивающий редактор не просто вторгается в творческий процесс автора, критикует, но часто и ведёт за собой, указует, что и как нужно писать. Развивающий редактор фактический соавтор произведения, хотя скромно ожидает от автора лишь упоминания своего имени в выходных данных книги. Состоявшемуся писателю не нужен развивающий редактор, ему достаточен редактор-стилист – для шлифовки текста, устранения мелких смысловых ошибок и неизбежных ляпов. А вот начинающему самиздатовскому автору, чтобы годами не вариться в собственном соку, развивающий редактор крайне желателен: здесь потерянные годы против денег наставнику – иного не дано, если, конечно, у автора нет выдающегося таланта и деловой хватки.

Конечно, к самиздату не без основания относятся настороженно. Достаточно побродить по литературным сайтам наподобие proza.ru, чтобы убедиться, на какие перлы можно наткнуться в самиздате. Заплатил за электронную книгу 90 рублей, но не смог прочитать и трёх страниц купленного убожества. Обидно, выходит: «сам дурак». Недобросовестные бесталанные авторы пользуются новой технологией: пишут завлекательные синопсисы к своим книгам, выставляют соблазнительную обложку, а то, что 99 процентов читателей останутся недовольными по прочтении, это их не волнует. Понимая, что следующую книгу этого автора обманутый в ожиданиях читатель уже не купит, недобросовестный создатель текста издаёт её под другим именем. К таким писателям нужно относиться как к мошенникам; читатель электронной книги против них пока, увы,  бессилен.

 

——————————————————————————————————————————————-

прыгающ сердце

Научиться писать любовные (в т.ч. эротические) и дамские романы можно в нашей Школе писательского мастерства:   http://book-writing.narod.ru  или  http://schoolofcreativewriting.wordpress.com/

Редактирование (развивающее и стилевое) и корректура любовного романа:  http://book-editing.narod.ru  или  http://litredactor.wordpress.com/

За общелитературными знаниями заходите на мой большой блог «Литературный наставник»:  http://literarymentoring.wordpress.com/

сердечный взгляд

Консультации развивающего редактора по сюжету, структуре, композиции, планированию любовного романа:  Лихачев Сергей Сергеевич  likhachev007@gmail.com

 

Конференции писателей романтики в США и Австралии

Раздача автографов

Раздача автографов писателями романтики на конференции американских писателей любовных романов, Атланта (США), 17-20 июля 2013 г.

17-20 июля 2013 г. в Атланте, штат Джорджия (США) состоялась 33-я ежегодная национальная конференция американских писателей любовных романов. Конференция проходила в отеле  Marriott. Ассоциация американских писателей в жанре романтика включает в себя более 2100 опубликованных и начинающих писателей, редакторов, литературных агентов, издателей и других специалистов отрасли. Участники конференции укрепляли свои письменные навыки и знания тонкостей публикации в более чем 100 семинарах, участвовали в и круглые столах с книгоиздателями; знакомились с литературными агентами и редакторами, раздавали автографы.

Также были объявлены победители ежегодного конкурса в жанре любовный роман. Появились новые имена.

Миранда ЛиссонJane O'HanlonDarcy WoodsEmily McKaySarah MacLeanSimone St. JamesKresley Cole

И ещё с десяток имён, в основном новых. Ни одного писателя-мужчины в победителях не оказалось. Фемины торжествуют!

А вот книги победительниц.

1-11-21-31-41-51-61-81-91-101-7

Уже известно, когда и где пройдут следующие конференции американских писателей любовного романа.

2014            год, 23-26 июля, Сан — Антонио Marriott Rivercenter и Marriott Riverwalk

2015            год, 22-25 июля, New York Marriott Marquis

2016            год, 13-16 июля, Сан — Диего Marriott Hotel

2017            год, 26-29 июля, Walt Disney World Swan

Поражает организованность и благожелательность работы Американской ассоциации писателей любовных романов.

Не отстают от американцев австралийцы. 16-18 августа 2013 г. аналогичная конференция австралийских писателей романтики была проведена в Фримантле, на западе Австралии.

——————————————————————————————————————————————-

прыгающ сердце

Научиться писать любовные (в т.ч. эротические) и дамские романы можно в нашей Школе писательского мастерства:   http://book-writing.narod.ru  или  http://schoolofcreativewriting.wordpress.com/

Редактирование (развивающее и стилевое) и корректура любовного романа:  http://book-editing.narod.ru  или  http://litredactor.wordpress.com/

За общелитературными знаниями заходите на мой большой блог «Литературный наставник»:  http://literarymentoring.wordpress.com/

сердечный взгляд

Консультации развивающего редактора по сюжету, структуре, композиции, планированию любовного романа:  Лихачев Сергей Сергеевич  likhachev007@gmail.com

Берегитесь: либеральный философ — о романтизме

gir11

Ф. Гиренок, философ

Профессор Гиренок разразился статьёй в «Литературная газета», № 24 от 19.06.2013 г. Пишет о романтизме. Прочтите: врага нужно знать в лицо.

Романтизм – это «Гимны к ночи» Новалиса, потрясённого смертью любимой девушки. Всё случайно, хотя для всего есть причина. Всё в мире тленно, только сон длится вечно. В ночи затерянный человек не может однажды не спросить себя: неужели наступающее утро неотвратимо? Неужели вечен гнёт земного?

Человек – это не кукла с электронными мозгами, которую боги дёргают за ниточки. Человек сам должен построить модель своего поведения. Если цели его действий согласуются со средствами достижения этих целей, то человека можно назвать прагматиком, рационалистом. Если же оправдание цели находится в самой цели, то человек этот предстаёт перед нами как романтик, как тот, кто может спуститься в бездну мира, переживая присутствие непознанного, таинственного, невозможного. Первым философским романтиком был, как ни странно, Платон.

НЕИСТОВЫЕ

Вот, говорит Платон, перед человеком стоит выбор: кому стоит отдать предпочтение – влюблённому в него или невлюблённому? Невлюблённый рассудителен, трезв. Влюблённый же безумствует, впадая в неистовства.

Согласно Платону, неистовства предпочтительнее рассудительности. Неистовства – от бога, рассудительность – свойство человеческое. У Платона романтический взгляд на человека, ибо он полагает, что каждый человек должен петь для самого себя очаровывающие его песни. Нельзя, чтобы человека очаровывало наличное бытие, полезные вещи, ибо вещи – всего лишь тени идей. Человек может существовать до тех пор, пока он будет петь себе такие песни, ибо этим пением создаётся мир, в котором он может жить как человек, то есть создаётся мир, который человек понимает.

ЧЕЛОВЕК-НОЧЬ

При подготовке лекций 1805–1806 гг. Гегель писал: «Человек есть эта ночь, это пустое Ничто, которое целиком содержится в своей нераздельной простоте (Einfachheit): богатство бесконечного множества представлений, образов, ни один из которых не ведёт прямо к духу, образов, которые существуют лишь в данный момент (gegenwartig). Здесь существует именно ночь, внутреннее-или-интимное (Innere) Природы: – чистое личное-Я. Оно распространяет ночь повсюду, наполняя её своими фантасмагорическими образами: здесь вдруг возникает окровавленная голова, там – другое видение (Gestalt); потом эти призраки также внезапно исчезают».

Почему человек есть ночь, а не день? Почему романтики характеризуют человека как нечто тёмное, сумеречное? Потому что ночь – это царство образов, а образы – это не вещи, не предметы. У них нет чётких границ, нет локализации в пространстве. У них есть только локализация в восприятии. Образы отсылают не к внешней реальности, а к грёзам человека. Пробуждение же от грёз обычно связывают с языком, с сознанием. Воображение извлекает предмет всегда вместе с его окружением. Рассудок как бы вырезает предмет из пространства, изолирует его от окружения. Грезящий человек не может отличить себя от бодрствующего. Бодрствующий же отличает себя от грезящего, потому что у него есть понятие об истине.

ДЕНЬ И НОЧЬ

Днём всем нам нужно говорить на языке истины, ночью можно грезить. День – это всегда какая-то чтойность, какая-то определённость. Днём вещи выходят на первый план. Ночью на первый план выходит наша самость, стирающая границы между вещами. Ночь пуста, неопределённа. Вот эту пустоту ночи и заполняют наши образы и мечты. Но эти образы, в отличие от вещей, существуют лишь в данный момент, который, в свою очередь, неуклонно стремится к нулю. И поэтому человеческие фантазии быстро исчезают, лопаясь как пузыри. В каждый следующий момент они перестают быть.

Человек – это ночь природы. Почему? Потому что человек – это отрицание природы, ибо его сущность, существующая как наличное бытие, скрыта во мраке знания. Более того, человек есть отрицание самого себя. Он есть то, что он никогда не есть. И эту ночь наше Я распространяет повсюду. «Именно эту ночь, – пишет Гегель, – можно увидеть, если заглянуть человеку в глаза: (тогда взгляд погружается) в ночь, она становится ужасной (furchtbar), (тогда) перед нами предстаёт… ночь мира».

С эстетической точки зрения романтизм закончился в первой половине XX века.

ЗИЯНИЕ БОГА

«Петь – для чего?» – поставил вопрос Хайдеггер, комментируя элегию «Хлеб и вино» Гёльдерлина. Ведь если богов нет, а Христос умер, то это значит, что день человека закончился. Люди стали реалистами и перестали петь себе метафизические песни. Вечер мира склонился к ночи. «Ночь мира, – говорит Хайдеггер, – ширит свой мрак». Это время мира определено неприходом, зиянием бога.

Что означает зияние бога? То, что не бог собирает вокруг себя людей и вещи, а обстоятельства. Не он ладит мировую историю, а случай. Сияние божественного угасло в мировой истории. «Ночное время – скудное время… Оно, – продолжает рассуждать Хайдеггер, – уже столь скудно, что больше не в состоянии заметить зияние бога как зияние».

Вместе с этим зиянием из мира исчезает и дно, на котором он стоит. Времени мира, у которого нет дна, ничего не остаётся, как висеть над бездной. Во времена мировой ночи нужно испытать и выдержать бездонность мира, но для этого необходимо, чтобы были такие люди, которые бы спустились в бездну. Нужны романтики.

ЗИЯНИЕ ЧЕЛОВЕКА

Романтики – для чего? Чем лучше становится социум, тем хуже становится человек. Чем меньше в нём самоаффектации, тем больше он уподобляет себя разумной машине. Романтики для того, чтобы петь свои аутистические песни, чтобы этим пением в мире длилось человеческое.

Зияние человеческого в человеке определяется сегодня как перспектива трансгуманизма, как неуклонное приближение эпохи постчеловека. Эту эпоху приближает, например, философское убеждение в том, что мысль может мыслиться вне связи с человеком. Сама по себе. Под знаком этой мысли создаются искусственный интеллект, машины мысли. Рассматривая язык вне связи с тем, что говорит человек, мы создаём языковые машины, которые не пересекаются с сознанием. Мы пытаемся конструировать образы вне зависимости от того факта, что воображает только одно существо в мире, называемое человеком. Мы хотим найти алгоритм творчества и заставить творить машины, полагая, что творит мозг, а не человек.

ТЕРРИТОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

Человек – не робот. Его нельзя заменить говорящим компьютером. В каждом из нас ещё живо то, что объединяет нас с художниками палеолита. Нас объединяет с ними не ум, ибо ум объединяет нас с машинами, тогда же как человек изначально рождается художником-безумцем. Нас объединяет с ними не язык, ибо в палеолите у них ещё не было языка. Нас объединяет с ними не интеллект, ибо интеллект объединяет нас с роботами. Нас объединяет с ними не культура, ибо культура есть и у животных. Нас объединяют продолжающие взрываться галлюцинации. Нас объединяют с ними эмоции, то есть открывшаяся в результате взрыва иллюзий возможность быть причиной реальности объектов своих видений. Мы единственные во всём мире можем воздействовать на себя при помощи образов взорвавшихся галлюцинаций, ибо сознание у каждого из нас и есть не что иное, как эти образы.

Наши эмоции и наши чувства как раз и являются той последней оставшейся в нас территорией человеческого, зияние которого будет свидетельствовать о наступившей ночи мира. Этот скудный остаток человеческого существования хочет забрать у нас ХХI век. Быть романтиком в ХХI веке значит защищать эту территорию вопреки всему фактическому, вопреки логике, полагаясь на силу абсурда.

А вот некоторые отзывы на эту статью

Богдан Яроцкий 

Романтик — это тот, кто рационалистическую редукцию применил к волевой сфере, то есть самый что ни на есть отпетый рационалист. Суперрационалист! «Вы, барочники и классицисты, всё прожектёрством занимались, идеальные декорации строили, а я вот возьму и декорацией сделаю мир, со всеми населяющими его людишками,» — вот и весь романтизм.
На наших глазах декорацией к своим грезам делают Россию неоромантики-постмодернисты. Параллель между этими «галлюцинирующими» пассионариями и приматами, невольно проведенная Гиренком, представляется очень меткой. Непонятно только, чем же тут восхищаться?

Копылов Сергей

Г-н Гиренок «вопреки логике, полагаясь на силу абсурда» , как подлинный романтик ХХI века защищает скудные остатки территории человеческого существования. При этом, родившись изначально художником-безумцем, он воздействует на себя при помощи образов своих «взорвавшихся галлюцинаций», считая, что это и есть его сознание. И что самое печальное — выдаёт всё это за некую философию, подпуская для солидности известные из истории философии имена. __ На самом деле, все «философские» потуги проф. Гиренка есть лишь жалкое отражение субъективистской философии 100 летней давности. Убогость мысли которой давно и убедительно доказана марксизмом. __ Однако сегодняшние политические реалии востребовали именно такую «философию», размывающую смыслы, уводящую молодёжь из реального мира в мир ночи и галлюцинаций. О «философском» языке г-на Гиренка и сказать-то нечего. Одно слово — заумь.

Тамара Тимофеева

Возможно было все не так………
Но кукловод, ведь то же кукла.
Меняет сторону пятак,
Как ручеек меняет русло…………

Александра Иванова

Почему-то не обращается внимание на тот факт, что все философы, мыслители, поэты, шизофреники — вообще романтики — это мужчины… Почему так — почему женщин мало интересует философия, шизофрения и романтика? Здесь видимо играет роль биологическая разница между полами. Известно из науки, что основной особью вида является самка, а самец есть особь вспомогательная, некий «фактор адаптации» и не больше того. Хотя в условиях сатанинского патриархата мужчине приписывается какое-то важное значение. Но природу не обманешь — мужчина особь вспомогательная, неполноценная, узкофункциональная. Да плюс подсознательное влечение к смерти… Это женщина, как существо полноценное и гармоничное может воспринимать жизнь во всей ее полноте и значении без всякой романтической стимуляции и жить так всегда — каждый божий день . А мужчинам приходится «для гармонизации» своей неполноценной психики, для заглушения страхов и депрессии ( для привнесения хоть какого-то света в беспросветную «ночь» мужской шизофрении) использовать различные виды «сивухи» — здесь и обычная сивуха и более «идеальные» ее варианты. Искусство, религия, философия — все это имеет отношение к романтике, все это епархия мужчин. Кроме этого романтика есть древнейший мужской инструмент — инструмент для соблазнения женщин. Почему девушки не вопят под гитару в трамваях в электричках и просто на улицах? Почему ко всем этим романтическим гадостям тянет именно мужчин?

Последний опус не могу оставить без ответа. Александра Иванова — глупая мужененавистница. Это у мужчин-то «узкофункциональная специализация»?! Похоже, госпожа Иванова не отдаёт себе отчёта, что всю цивилизацию, абсолютно всю технику и технологии, всё, что она видит на улице, почти всё искусство сделали и построили мужчины. А заявлять, что «женщин мало интересует романтика» — это заявка на принудительный приём у психиатра.

Пишущим любовные романы полезно знать, что такие Александры Ивановы пусть и не многочисленны, но очень агрессивно воюют с романтической литературой и с её авторами. Конечно, постмодернист и либерал, профессор Гиренок, мало кому понравится со своим путаным взглядом на романтику. Козе понятно, никакой это не философский взгляд на романтику, это, в первую очередь, менторский взгляд на романтические типы характеров людей: мол, есть умные логичные люди, ну а вы, которые попроще, которые «вопреки всему фактическому, вопреки логике, полагаясь на силу абсурда», вы, ладно уж, оставайтесь носителями романтики. Это известный старый взгляд. Но у нас либеральная профессура — вся недоделанная и компилятивная: даже списать и выдать за своё не способна. «Гайдары от философии» летят, как мухи в окно, куда их не просят, и обсиживают любые сладкие кусочки, питаясь гонорарами, должностями и учёными степенями.  Обратите внимание: профессор по форме вроде как защищает романтику — «Нужны романтики»,»Быть романтиком в ХХI веке значит защищать эту территорию вопреки всему фактическому, вопреки логике, полагаясь на силу абсурда», — по смыслу же, а главное, по менторскому пренебрежительному тону, опускает романтику до статуса абсурда.

Берегитесь таких Гиренков и Ивановых.

——————————————————————————————————————————————-

прыгающ сердце

Научиться писать любовные (в т.ч. эротические) и дамские романы можно в нашей Школе писательского мастерства:   http://book-writing.narod.ru  или  http://schoolofcreativewriting.wordpress.com/

Редактирование (развивающее и стилевое) и корректура любовного романа:  http://book-editing.narod.ru  или  http://litredactor.wordpress.com/

За общелитературными знаниями заходите на мой большой блог «Литературный наставник»:  http://literarymentoring.wordpress.com/

сердечный взгляд

Консультации развивающего редактора по сюжету, структуре, композиции, планированию любовного романа:  Лихачев Сергей Сергеевич  likhachev007@gmail.com

Современная любовная история — римейк средневековой сказки о Красной Шапочке

Jose Cruz Herrera Красная Шапочка

Jose Cruz Herrera. Красная Шапочка

Средневековая сказка «Красная Шапочка» знакома всем, однако большинству известна только в адаптированном для детей пересказе. Лишь немногие читали близкий к оригинальному тексту перевод «Красной Шапочки» Шарля Перро или братьев Гримм. А ведь у этой сказки существовали и народные версии, которые язык не поворачивается назвать сказкой для детей.

Lisa Evans Красная Шапочка

Lisa Evans. Красная Шапочка

Сюжет, лёгший в основу сказки «Красная Шапочка», был известен уже в XIV веке. Скорее всего, он возник в Италии, а оттуда перекочевал во Францию. В самом суровом варианте этого сюжета волк, встретив девочку в лесу и узнав, куда она идёт, обогнал её, убил бабушку, оделся в её платье, приготовил из её тела кушанье, а из её крови – напиток, чем и угостил пришедшую внучку. Бабушкина кошка пыталась предупредить девочку, что та ест останки бабушки, но волк убил кошку, запустив в неё деревянными башмаками. Потом волк предложил девочке раздеться и лечь рядом с ним, а одежду бросить в огонь. Девочка так и поступила, удивлённо спрашивая, почему у бабушки так много волос, такие длинные ногти и такие большие зубы. На последний вопрос волк отвечает: «Это чтобы поскорее съесть тебя, дитя моё!» – и съедает девочку.

Впрочем, существовала и более оптимистичная версия: девочка, поняв, что перед ней вовсе не бабушка, перехитрила волка и убежала.

Волк в народных версиях не случайно говорил человеческим голосом и пытался маскироваться под бабушку. Это был не просто волк, а оборотень.

В 1697 году французский писатель Шарль Перро опубликовал книгу «Сказки матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с поучениями», куда вошла и обработанная им легенда о девочке и волке. В варианте Шарля Перро у девочки появился  головной убор красного цвета, но вовсе не шапочка, как в русских переводах, а шаперон – подобие капюшона. Красная шапочка на голове –  вызов общественности, такие головные уборы в те времена носили только в высших слоях общества, что подчёркивает немаленький возраст девочки и намекает на некоторую её распущенность. Сказка выходит отнюдь не детская, но поучительная: волк съедал Красную Шапочку и её бабушку безвозвратно, и сексуальный подтекст в сказку впервые внёс именно Шарль Перро. А вот счастливую развязку присовокупили уже Братья Гримм: у них дровосеки спасают бабушку и неосторожную внучку.

Перро оставил и концовку с гибелью девочки, и придал народной сказке некоторый сексуальный подтекст  (в народной сказке волк заставляет девочку раздеться и лечь с ним), подчеркнув свою мысль нравоучительным стихотворением. При этом французский писатель убрал из народного сюжета натуралистичные сцены.

Ни Шарль Перро, ни Братья Гримм не вкладывали в сюжет о Красной Шапочке и Сером Волке любовную гетеросексуальную линию. А как можно увидеть ниже, в эту средневековую сказку-страшилку вполне можно вплести современную любовную историю.

Итак, ниже читайте оригинальную версию сказки

Шарля Перро «Красная Шапочка»

Жила однажды в далёкой деревушке маленькая прелестная девочка. Её мать и бабушка любили её без памяти. Бабушка сшила ей красную шапочку, которая была ей так к лицу, что все и стали звать девочку Красной Шапочкой.

Harriet Backer Красная Шапочка

Harriet Backer. Красная Шапочка

Однажды мама напекла целый противень пирогов и говорит дочке:

— Красная Шапочка, бабушка заболела. Не отнесешь ли ты ей пирожков и горшочек свежевзбитого масла?

Walter Crane

Уолтер Крейн. Красная Шапочка 

Красная Шапочка тут же встала и отправилась к бабушке. А бабушка её жила в другой деревне, за густым, диким лесом.

Charles Sillem Lidderdale Красная Шапочка

Charles Sillem Lidderdale. Красная Шапочка

Проходя через лес, она встретила волка. Волк хотел было её съесть, но побоялся, поскольку недалеко работали дровосеки. Поэтому он придумал план.

Walter Crane Красная Шапочка

Уолтер Крейн. Красная Шапочка и волк 

— Куда ты идёшь, моя крошка? — спросил волк.

— Повидать свою бабушку, — сказала Красная Шапочка. — У меня есть для неё горшочек свежевзбитого масла и пирожки.

Gabriel Ferrier Красная Шапочка

Gabriel Ferrier. Красная Шапочка и волк 

— И далеко тебе идти? — спросил волк.

— Далеко, — ответила Красная Шапочка. — Её дом довольно далеко отсюда, первый с той стороны леса.

Гюстав Доре Красная Шапочка

Гюстав Доре. Красная Шапочка и волк 

— Я тоже хочу навестить бабушку, — сказал хитрый волк. — Я пойду этой тропинкой, а ты другой. Посмотрим, кто из нас первый доберётся туда.

Emilio Freixas Красная Шапочка

Emilio Freixas. Красная Шапочка и волк 

Волк бросился бежать изо всех сил по самой короткой тропинке, а Красная Шапочка пошла по самой длинной дорожке. Она собирала цветы, пела весёлые песни, играла с красивыми бабочками.

Francis John Deffett Красная Шапочка

Francis John Deffett. Красная Шапочка

Волк тем временем добежал до бабушкиного дома. Он дважды постучал в дверь.

— Кто там? — спросила Бабушка.

— Это я, Красная Шапочка, — сказал волк голосом девочки. — Я принесла тебе пирожков и горшочек свежевзбитого масла.

Бабушка лежала в постели, потому что болела.

— Открой дверь и войди, — крикнула она.

Walter Crane. Красная Шапочка

Уолтер Крейн. Волк и бабушка

Волк ворвался в комнату. Он не ел целых три дня и был поэтому очень голоден. Он тотчас проглотил Бабушку. Потом он натянул на себя бабушкин халат, забрался на постель и стал поджидать Красную Шапочку, которая через некоторое время пришла и постучалась в дверь.

Carol Lawson Красная Шапочка

Carol Lawson. Красная Шапочка

 — Кто там? — спросил Волк бабушкиным голосом. Его голос был хриплым, но Красная Шапочка подумала, что у Бабушки болит горло.

Isabel Oakley Naftel Красная Шапочка

Isabel Oakley Naftel. Красная Шапочка 

— Это я, Красная Шапочка, — сказала она. — Я принесла тебе пирожков и горшочек свежевзбитого масла.

— Открой дверь и войди, — сказал волк таким ласковым голосом, насколько мог.

Он натянул одеяло до самых глаз.

— Поставь свою корзинку на стол и подойди ко мне, — сказал волк.

Walter Crane 3

Уолтер Крейн. Красная Шапочка и волк

Красная Шапочка подошла поближе. Она сказала:

— Бабушка, какие у вас длинные руки!

— Это чтобы получше обнимать тебя, моя дорогая, — сказал волк.

— Бабушка, какие у вас длинные уши!

— Это чтобы лучше слышать тебя, моя дорогая.

— Бабушка, какие у вас большие глаза!

— Это чтобы получше видеть тебя, моя дорогая.

— Бабушка, какие у вас большие зубы!

Arthur Rackham Красная Шапочка

Артур Рэкхем. Красная Шапочка / Little Red Riding Hood

— Это чтобы съесть тебя! — сказал волк и проглотил Красную Шапочку.

Мораль

Детишкам маленьким не без причин

(А уж особенно девицам,

красавицам и баловницам),

В пути встречая всяческих мужчин,

Нельзя речей коварных слушать, –

Иначе волк их может скушать.

Сказал я: волк! Волков не счесть,

Но между ними есть иные

Плуты, настолько продувные,

Что, сладко источая лесть,

Девичью охраняют честь,

Сопутствуют до дома их прогулкам,

Проводят их бай-бай по тёмным закоулкам…

Но волк, увы, чем кажется скромней,

Тем он всегда лукавей и страшней!

В 1812 году братья Гримм издали сборник сказок, куда вошла и обновлённая «Красная Шапочка». Отличий от версии Шарля Перро появилось немало: мотив запрета, который девочка нарушает; девочка несёт не пирожки и горшочек масла, а кусок пирога и бутылку вина; бабушка живёт не в другой деревне, а прямо в лесу; в конце бабушка и девочка спасены дровосеком, а волк погибает.

Далее читайте перевод сказки «Красная Шапочка» братьев Гримм, сделанный П. Н. Полевым.

Братья Гримм. «Красная Шапочка»

 

Ух, какая это была маленькая, славная девчурочка! Всем-то она была мила, кто только видел её; ну, а уж всех-то милее и всех дороже была она бабушке, которая уж и не знала, что бы ей подарить, своей любимой внученьке.

Подарила она однажды ей шапочку из красного бархата, и так как ей эта шапочка была очень к лицу и она ничего другого носить не хотела, то и стали её звать Красной Шапочкой. Вот однажды её мать и сказала ей: «Ну, Красная Шапочка, вот, возьми этот кусок пирога и бутылку вина, снеси бабушке; она и больна, и слаба, и это ей будет на пользу. Выходи из дома до наступления жары и, когда выйдешь, то ступай умненько и в сторону от дороги не забегай, не то ещё, пожалуй, упадёшь и бутылку расшибёшь, и бабушке тогда ничего не достанется. И когда к бабушке придёшь, то не забудь с ней поздороваться, а не то чтобы сначала во все уголки заглянуть, а потом уж к бабушке подойти». — «Уж я всё справлю, как следует», — сказала Красная Шапочка матери и заверила её в том своим словом.

Sarah Ellen Sanf Красная Шапочка

Sarah Ellen Sanf. Красная Шапочка

А бабушка-то жила в самом лесу, на полчаса ходьбы от деревни. И чуть только Красная Шапочка вступила в лес, повстречалась она с волком. Девочка, однако же, не знала, что это был за лютый зверь, и ничуть его не испугалась. «Здравствуй, Красная Шапочка», — сказал он. «Спасибо тебе на добром слове, волк». — «Куда это ты так рано выбралась, Красная Шапочка?» — «К бабушке». — «А что ты там несёшь под фартучком?» — «Кусок пирога да вино. Вчера у нас матушка пироги пекла, так вот посылает больной и слабой бабушке, чтобы ей угодить и силы её подкрепить». — «Красная Шапочка, да где же живёт твоя бабушка?» — «А вот ещё на добрую четверть часа пути дальше в лесу, под тремя старыми дубами; там и стоит её дом, кругом его ещё изгородь из орешника. Небось теперь будешь знать?» — сказала Красная Шапочка.

А волк-то про себя думал: «Эта маленькая, нежная девочка — славный будет для меня кусочек, почище, чем старуха; надо это так хитро дельце обделать, чтобы мне обе на зубок попали».

Вот и пошёл он некоторое время с Красной Шапочкой рядом и стал ей говорить: «Посмотри-ка ты на эти славные цветочки, что растут кругом — оглянись! Ты, пожалуй, и птичек-то не слышишь, как они распевают? Идёшь, словно в школу, никуда не оборачиваясь; а в лесу-то, поди-ка, как весело!»

Gari Melchers Красная Шапочка

Gari Melchers. Красная Шапочка 

Красная Шапочка глянула вверх, и как увидала лучи солнца, прорезавшиеся сквозь трепетную листву деревьев, как взглянула на множество дивных цветов, то и подумала: «А что, если б я бабушке принесла свежий пучок цветов, ведь это бы ее тоже порадовало; теперь же еще так рано, что я еще всегда успею к ней прийти вовремя!» Да и сбежала с дороги в сторону, в лес, и стала собирать цветы. Чуть сорвет один цветочек, как уж ее другой манит, еще лучше, и она за тем побежит, и так все дальше да дальше уходила в глубь леса.

Carl Offterdinger. Красная Шапочка

Carl Offterdinger. Красная Шапочка 

А волк прямехонько побежал к бабушкиному дому и постучался у дверей. «Кто там?» — «Красная Шапочка; несу тебе пирожка и винца, отвори-ка!» — «Надави на щеколду, — крикнула бабушка, — я слишком слаба и не могу вставать с постели».

Волк надавил на щеколду, дверь распахнулась, и он вошёл к бабушке в избу; прямехонько кинулся к постели бабушки и разом проглотил её.

Затем надел он бабушкино платье и на голову её чепчик, улёгся в постель и занавески кругом задёрнул.

Красная Шапочка между тем бегала и бегала за цветами, и когда их набрала столько, сколько снести могла, тогда опять вспомнила о бабушке и направилась к её дому.

Она очень удивилась тому, что дверь была настежь отворена, и когда она вошла в комнату, то ей так всё там показалось странно, что она подумала: «Ах, Боже ты мой, что это мне тут так страшно нынче, а ведь я всегда с таким удовольствием прихаживала к бабушке!» Вот она сказала: «С добрым утром!»

Ответа нет.

Подошла она к кровати, отдёрнула занавески и видит: лежит бабушка, и чепчик на самый нос надвинула, и такою странною кажется.

Carl Offterdinger. Красная Шапочка.

Carl Offterdinger Красная Шапочка

«Бабушка, а бабушка? Для чего это у тебя такие большие уши?» — «Чтобы я тебя могла лучше слышать». — «Ах, бабушка, а глаза-то у тебя какие большие!» — «А это, чтобы я тебя лучше могла рассмотреть». — «Бабушка, а руки-то какие у тебя большие!» — «Это для того, чтобы я тебя легче обхватить могла». — «Но, бабушка, зачем же у тебя такой противный большой рот?» — «А затем, чтобы я тебя могла съесть!» И едва только волк проговорил это, как выскочил из-под одеяла и проглотил бедную Красную Шапочку.

Eugene Feyen Красная Шапочка

Eugene Feyen. Красная Шапочка и волк / Little Red Riding Hood

Гюстав Доре Красная Шапочка

 Гюстав Доре. Красная Шапочка и волк / Little Red Riding Hood

 Насытившись таким образом, волк опять улёгся в кровать, заснул, да и стал храпеть что есть мочи.

Охотник проходил как раз в это время мимо бабушкина дома и подумал: «Что это старушка-то так храпит, уж с ней не приключилось ли что-нибудь?»

Вошёл он в дом, подошёл к кровати и видит, что туда волк забрался. «Вот где ты мне попался, старый греховодник! — сказал охотник. — Давно уж я до тебя добираюсь».

И хотел было убить его из ружья, да пришло ему в голову, что волк, может быть, бабушку-то проглотил и что её ещё спасти можно; потому он и не выстрелил, а взял ножницы и стал вспарывать спящему волку брюхо.

Чуть только взрезал, как увидел, что там мелькнула красная шапочка; а дальше стал резать, и выпрыгнула оттуда девочка и воскликнула: «Ах, как я перепугалась, как к волку-то в его тёмную утробушку попалась!»

Охотник взрезал волка

Бравый немецкий Охотник взрезал итальянского волка-людоеда

А за Красною Шапочкою кое-как выбралась и бабушка-старушка и еле могла отдышаться.

Тут уж Красная Шапочка натаскала поскорее больших камней, которые они и навалили волку в брюхо, и зашили разрез; и когда он проснулся, то хотел было улизнуть; но не вынес тягости камней, пал наземь и издох.

Это всех троих порадовало: охотник тотчас содрал с волка шкуру и пошёл с нею домой, бабушка поела пирога и попила винца, которое ей Красная Шапочка принесла, и это её окончательно подкрепило, а Красная Шапочка подумала: «Ну, уж теперь я никогда не стану в лесу убегать в сторону от большой дороги, не ослушаюсь больше матушкиного приказания».

А теперь познакомьтесь с современной (2012 год) версией литературной истории о Красной Шапочке.

poster4-web-pomenshe

Сказка о Красной Шапочке и Сером Волке «Немного смерти и немного любви». Режиссёрская версия Анны Никитиной

Есть люди, которые состоят из воздуха. Есть те, что состоят из огня. Бывают люди из воды. И люди из земли бывают тоже.

У всех у них очень разное восприятие.

Каждый живёт в своей стихии и зачастую считает её единственно верной, возможной и допустимой.

Люди строят много границ и потом сортируют себя и окружающих в этих границах, определяя, что допустимо, а что нет, что возможно, а чего никак не может быть.

Моя история про то, как нарушаются границы. Безумству храбрых посвящается.

Грань первая.

o-simvolike-krasnogo-cveta-web

Жила-была девочка, и звали её Красная Шапочка. Все очень любили девочку, но особенно её любила Бабушка. Она даже подарила внучке красный цветок в волосы, в знак своей большой любви.

Девочка была уже довольно взрослой к тому времени, когда пришла пора начинаться нашей сказке.

Она сидела в своей комнате и думала о том, о чём часто думают девочки, достигшие некой границы между детством и взрослением. В руках у неё был символ, древний и красноречивый, и мысли её кружились вокруг некого предчувствия чего-то большого и прекрасного…

Грань вторая.

th__Diptih2-web

Бабушка очень любила внучку. Бабушка вообще умела любить. Любви в бабушке было столько, что любовь эта переполняла её свыше всяких норм и рамок, колыхалась, бурлила, выплёскивалась, струилась и искрилась.

Бабушка знала о чувственности абсолютно всё. И ей очень хотелось научить внучку всему, что она знала. Но девочка была ещё совсем молодой, поэтому Бабушка не спешила. Она действовала постепенно, и начала с одного красного цветка. Первое зёрнышко. Ничего-ничего, прорастёт. А там и видно будет.

Мама очень любила дочку и старалась её уберечь от любой беды. Мама хорошо знала, что такое беда, в её жизни случилось многое, о чём она не рассказывала, но следы… следы остались.

Прошедшая через опыт, мама осталась в своих границах. Она точно знала, что с тропинки сворачивать нельзя ни в коем случае. И она изо всех сил старалась передать это знание дочери.

Она объясняла, уговаривала, повторяла.

Но никак не могла передать дочке главное – поместить в неё свой опыт, своё ощущение жизни.

Мама оставалась в своей реальности, где уход с тропинки значил Очень Много. Ну а дочка, Красная Шапочка, могла жить только в своей… для неё этот уход не значил пока ещё ничего. И с этим никто ничего не мог сделать. Пока.

Грань третья.

marina-na-mostu3-web

Путь – это всегда граница. Это состояние «между», в котором можно задержаться. Обычно границы ощутить довольно трудно. Вот заканчивается молоко и уже начинается стакан. Что такое граница между молоком и стаканом? Есть ли там что-то вообще?

Но дорога – это уникальное явление.

Это грань в чистом виде, граница как она есть.

И если ты хочешь побыть где-то, но при этом не быть нигде, то тебе достаточно только выйти на дорогу и пойти.

Красная Шапочка шла, и звучала музыка. Музыка о том, что вот-вот будет поворот. Конечно же, к лучшему. Конечно же, очень важный поворот.

Сердце Красной Шапочки сжималось и щемило от ощущения предвкушения счастья, от надежды, от свежего воздуха и от окружающей её красоты. Дорога её была длинной-длинной, потому что ей так нравилось. И была та дорога цвета того самого яблока, о котором непременно нужно помнить.

Грань четвёртая.

V-i-KSH-5-web

Он появился прямо в воздухе. Серый, влажный, пасмурный день как будто собрался и загустел, всё отчетливее принимая очертания человеческой фигуры.

За его спиной стоял зимний лес.

Он был совершенной частью этого леса. Если бы он был запахом, то это был бы запах хвои и прелой листвы. Если бы он был звуком, то был бы тишиной, в которой спрятаны тысячи звуков, но их не так просто услышать, для этого нужно начать Слушать. Если бы он был временем суток, то был бы сумерками…

В лесу он родился и вырос, там учился жизни и взрослел. И в том мире, его мире, вовсе не было красного цвета.

Единственный случай, когда волки видели красный цвет, был момент смерти.

На его Пути не было ничего подобного. Пока.

Как-то раз, пролетая над заснеженными лесами (да-да, волки отлично умеют летать), он вдруг увидел красную полоску. Раньше её там никогда не было, он мог бы поклясться чем угодно. Но он же не знал, что именно в этот день Красная Шапочка начнёт свой Путь. И границы реальностей немного сдвинутся, и всё станет не таким, каким виделось привычно.

Удивлённый и заинтригованный, Волк стал медленно растворяться в воздухе, чтобы опуститься ниже мягко и незаметно, чтобы посмотреть поближе, что это за удивительная полоска.

Она оказалась мостом. Но это было уже не так важно. Внимание Волка полностью переключилось на ту, что шла по мосту. Он никогда не видел ничего подобного.

Она была совершенно другая!

Цвет её кожи был сияющим, не серым, как это положено любому нормальному существу, нет! Он был каким-то странным. Если бы Волк знал, что кроме холода существует ещё и тепло, то он мог бы назвать вещи своими именами, и просто сказать – «тёплая». Но сложно назвать что-то своим именем, если оно не существует в твоей системе координат.

Она шла и пела песню о том, что очень скоро её ждёт поворот, что он уже совсем близко, и всё теперь будет очень хорошо.

«Tomorrow is my turn

No more doubts no more fears…»

Она ощутила присутствие. И ей очень понравилось это присутствие. Она ощутила его любопытство, его запах и его красоту. Оказалось, что в ней уже содержались женская мудрость и кокетство! Вот уж удивительно, никогда их не замечала. Но в Тот Самый Момент она точно знала, что нужно делать.

Она чуть замедлила шаг и улыбнулась. Очень искренне, но при этом так обворожительно и загадочно, что их обоих вдруг окатило волной, о силе которой они совершенно ничего не знали, и поэтому просто с удивлением обнаружили, как по позвоночнику пробежали мурашки, а по всему телу – лёгкая дрожь.

«Ого!»  – подумали они оба и вернулись к своим представлениям.

Волк чувствовал себя хозяином. Он не понимал, что стоит на Её пути, он видел леса и поля, над которыми летал каждый день, всё вокруг было ему родным, и он вдруг подумал – «а не заполучить ли мне её? Она такая необыкновенная!»

И стоило ему только так подумать, как мысль показалась ему единственной верной из всех возможных мыслей. Она вытеснила из его головы все остальные мысли и осталась одна, сильная, пульсирующая.

Желание владеть – оно такое…

Он был не каким-нибудь варваром, вовсе нет. Даже напротив, он был галантен и очень хорошо воспитан, поэтому никаких «скрутил, посадил в мешок, отнёс в лес и съел». Ему такое даже в голову не пришло. Для начала он решил поинтересоваться, что за чудесное существо ему встретилось, куда оно направляется и с какими целями.

Красная Шапочка отвечала с удовольствием и честно. Потому что мама не учила её врать незнакомым встречным волкам. И бабушка не учила тоже. Она всё рассказала про маму, про бабушку, про пирожки, про путь, с которого никак нельзя сворачивать и так далее, и тому подобное. Эх, Шапочка-Шапочка, ну кто же так делает!..

Волк с удовольствием принял всю информацию к сведению. Его тренированный высшим образованием ум тут же выдал изящную схему «как получить желаемое» с помощью парочки в меру хитроумных ходов. Наивность Шапочки не вызывала сомнений, и это делало задачу довольно лёгкой.

«А что будет, если ты сойдёшь с пути?» – спросил он.

«О, нет-нет, этого ни в коем случае нельзя делать!» – ответила Шапочка, ныряя в пространство маминых установок.

«И всё же?» – он смотрел ей прямо в глаза. – «Ты когда-нибудь думала о том, ЧТО случится, если выйти за эти рамки?»

Красная Шапочка ощутила, что щёки её заливаются таким же алым, как цветок в её волосах, румянцем. Она смотрела в глаза Волку и уже ни в чём не была уверена: ни в маминых словах, ни в том, что она идёт к бабушке, вообще ни в чём. Хотя нет, одно она знала всё же очень точно – она хотела смотреть в эти глаза ещё и ещё, это было что-то совершенно новое, очень сильное, от этого кружилась голова и земля уходила из-под ног….

Грань пятая.

Marina_-polet3-web

Она обнаружила себя летящей не сразу. Не помнила, как взлетела, с помощью чего ей это удалось, и когда это произошло.

Волка нигде не было видно.

Она кружилась в потоках воздуха, совсем одна, но от этого не было грустно или одиноко. Нет, нет… Была совершеннейшая эйфория.

Под ней расстилались просторы с невероятной красоты полями и лесами, заснеженные ёлки словно живые существа покачивались в такт её кружениям.

Она вдруг ощутила себя частью чего-то совершенно другого! Мама и бабушка были так далеко! Красный мост, граница, был ещё свеж в памяти, образ Волка и вовсе занимал почти всю её изнутри. А вместе с ним в ней жил заснеженный зимний лес, свобода, умение летать, серый цвет и несколько сотен различных его оттенков, сумерки, запахи… Ей довелось ощутить себя частью Его мира, ощутить всю полноту и удивительную непохожесть Того мира на её собственный.

Она никогда не представляла, что может быть вот ТАК. Ну что же, милая, всё когда-то случается в первый раз. А ты молодец всё же, каким-то образом проскочила границу, хотя никто не успел понять, как именно. Может, Волк видел?

Грань шестая.

volk-i-babushka6-s-teksturoj-web

Даже если и видел, сейчас он не сможет нам рассказать.

Он слишком занят.

В сущности, с ним происходит всё то же самое, что и с Красной Шапочкой.

Только тут мы точно можем сказать, кто ему помогает, наставляет на «путь истинный», и каким образом всё происходит.

В продолжение своего плана Волк прибыл по указанному Шапочкой адресу (Лесная поляна, д. 1) с целью поглотить Бабушку, занять её место и… но не будем убегать так сильно вперёд всё же.

Он постучался в дверь, Бабушка с радостью открыла и лучезарно улыбнулась.

От такого количества красного цвета, которое содержалось в Бабушкином доме, у Волка случился некоторый… как бы это правильнее назвать… сбой. Вместо того чтобы просто накинуться да и скушать старушку, он завороженно смотрел по сторонам и изо всех сил пытался понять, что это, и как это возможно.

«Кажется, ты устал с дороги» – произнесла Бабушка невероятно приятным голосом. И улыбнулась, конечно. «Садись-ка, отдохни. А ещё лучше выпей немного, это поможет тебе расслабиться».

Волк молча, не в силах сопротивляться, сел на кровать. Ему было странно, немного страшно, но гораздо сильнее он ощущал восторг и получал удовольствие от происходящего.

Он с некоторым сомнением взял в руки наполненный стакан, но всё же сделал глоток.

Хм!..

Ещё глоток, и ещё. Определённо это было хорошо! Жидкость дарила необыкновенные новые ощущения.

Мы помним о том, что Волк знал только холод, понятия тепла не существовало в его картине мира.

И вот, эта жидкость, она стала делать своё дело. Она согревала, от неё становилось как-то совсем иначе, просто жарко, но это для нас с вами просто, а для него было вовсе не просто.

Он вдруг ощутил невероятное возбуждение.

Бабушка только этого и ждала.

Они слились в единое целое, как инь и ян сливаются в единый круг.

Это был космический акт слияния, где планеты кружились по каким-то только им да Богу ведомым осям. Где звуки, запахи, цвета, всё слилось в единое целое, и при этом всё было очень ясным. Таким кристально ясным как никогда прежде.

Волк пришёл в тот дом, чтобы поглотить Бабушку, и он это сделал.

Но он совершенно не представлял, как его самого изменит это поглощение. Ведь любое поглощение – это немножко слияние. А пропорции? В этом-то и вся соль, тайна и загадка. Всё дело всегда в пропорциях, это вам каждый гениальный повар подтвердит.

Грань седьмая.

chto-to-ne-tak-web

Когда он остался один, ему было очень странно. Так странно ему ещё никогда раньше не было.

Внутри него было что-то, хотя тут можно сказать и «кто-то».

В этот момент он вполне мог бы задуматься о беременности и проанализировать собственное состояние в подобном контексте.

Но вместо того чтобы думать о беременности, он просто испугался.

Он взял бутылку с жидкостью, которая дарила ему чудесные ощущения ещё несколько мгновений назад, и выпил всю её без остатка.

У него сильно закружилась голова. Это было и приятно и не очень. Такое ощущение, когда понимаешь, что уже почти ничего не контролируешь. Можно отдаться этой бесконтрольности, а можно держаться за контроль.

Волк старался держаться. Ведь в своей жизни он раньше всё контролировал. Хотя… то, что произошло с Бабушкой, было вовсе не похоже на контролируемую ситуацию.

Кажется, кто-то увидел себя с новой стороны и удивился себе. Добро пожаловать в мир импульсивных реакций.

Меж тем в животе ощущалась сильная тяжесть, и очень хотелось прилечь.

Он лёг в постель.

Уже не тот, кем он был утром этого дня.

Он смотрел на свой родной лес и понимал, что уже не является его частью. Кажется, он был уже частью красной постели, она так окутала его, приняла в свои объятья и убаюкала словно маленького и беззащитного ребёнка. Мог ли он доверять этой заботе? В тот момент у него не оставалось особенного выбора, мысли путались, веки становились всё тяжелее. Но всё же среди всех его мыслей всегда была одна – о девушке в красным цветком в волосах. «Получить Её» – эта мысль не уходила, она была константой этого дня. Многое изменилось, но только не это. Волк всё так же хотел получить Красную Шапочку, при этом сам не понимая, что он имеет ввиду под «получением».

В конце концов, он всё же отдался всему происходящему и покорно уснул.

Грань восьмая.

V-i-KSH3-web-2

Когда он проснулся, она сидела на краешке кровати и смотрела не него.

Она была так невероятно хороша, что у него захватило дух.

Что-то в нём начало стремительно разгоняться, меняться, пульсировать. Он не понимал, не понимал, не понимал, и вдруг понял! Он отключил голову, полностью отверг все попытки что-либо понять, проанализировать, сделать выводы. И тогда, наконец, ему стало всё ясно.

Это любовь… вот что он понял.

Для нас с вами это так просто и очевидно. А для него это было величайшее в его жизни открытие. Миллионы волков жили и подразумевали под любовью нечто совсем иное, и у них не было ни единого повода считать, что могут быть и другие варианты.

К сожалению, в тот момент когда он понял любовь, он понял и всё остальное. Понял свою природу и волчью сущность, понял, наконец, что для него значит «получить Её», всё оказалось до невозможности просто, ему предстояло просто поглотить её.

И если бы он мог остановиться, то наверняка и сделал бы это. В нём было достаточно благородства и хорошего воспитания, достаточно разума и даже силы воли. Но всё это было не важно… И в этом скрывался секрет.

Единственное, что было вообще важно в этом мире – это Она. Она была основой, формой и содержанием, смыслом, наградой и наказанием, она была совершенством. Он желал её так, что такие понятия как «контроль», «здравый смысл», «подумай о последствиях» там просто не стояли рядом.

Он смотрел ей в глаза и уплывал в чудесную страну, где никто не думает о последствиях, даже если они уже известны наперёд.

Сливаясь с ней, он ощущал её как самого себя.

Та его часть, которая появилась после слияния с Бабушкой, женская его часть, была Ею, а другая, мужская часть оставалась всё ещё им.

Он был наполнен настолько, что едва мог дышать.

Но в каждом движении, в каждом прикосновении, в каждом вздохе было уже заключено прощание. И этого отменить не мог никто.

Ведь акт поглощения у Волков – это довольно понятная и простая штука. Раз, и нет Шапочки.

Piece by piece

Is how I let go of you…

Ну а что же Шапочка? Она отдалась вся без остатка. Её совершенно не волновало, куда подевалась Бабушка. Она не могла не заметить, что Волк как-то удивительно похож на Бабушку! Но оказалось, что это всё, что ей было нужно помнить о Бабушке, ей этого было уже достаточно.

Она теперь смотрела только Ему в глаза всё время, и всё остальное видела только в отражении этих глаз.

Женское счастье – был бы милый рядом…

Здесь они были максимально счастливы. Они забрались на пик самой высокой горы, и не надо им сочувствовать или жалеть их. Им довелось испытать нечто совершенно невероятное, не поддающееся никакому описанию.

Они были друг у друга, и они были друг другом. Они перетекли друг в друга и стали единым целым.

Грань девятая.

Napolnennost-i-opustoshennost-web

Но тело Волка не было готово к тому, чтобы вынести такое. Ладно ещё когда одна Бабушка оказалась внутри него… и то было уже тяжело. Но когда он поглотил и принял в себя и Красную Шапочку, что-то переполнилось в нём.

Физически это было тяжестью. Невероятной тяжестью.

Вдобавок он понимал, что оставил вокруг себя пустоту. Уже нет никого. Ни чудесной красавицы Бабушки с обворожительной улыбкой, ни волшебной Красной Шапочки. Он остался совершенно один в этом мире.

Да, они были внутри него. Но это обладание не делало его счастливым, вовсе нет. Он чувствовал всё за себя и за них двоих, его переполняли их общие эмоции, способы чувствовать, желания, сомнения, страхи. Представляете, как много всего?

Он чувствовал себя очень плохо, его мутило. Он был так переполнен, что уже не мог ничего различать.

Грань десятая.

sny-volka-web

Едва только закончив поглощение, Волк упал на кровать и уже не смог бы с неё подняться сам.

Горькие мысли и невероятная тяжесть – вот что ждало его в реальности, где он остался один.

В этой реальности на него навалился глубокий, словно Марианская впадина, сон. Сон, из которого нет дверцы «хочу проснуться!»

Но сон этот был милосердным.

Волк был совершенно ни в чём не виноват. Он шёл своим Путём, ведомый своей природой. Разве за это можно кого-то винить?

И в том месте, откуда нам посылают сны, знали это.

Сон стал колыбелью Волка. Точкой покоя, где он смог отдохнуть и взглянуть на себя, не мучимый физическими страданиями и болью утраты.

Он увидел себя частью мира, светящейся снежинкой в потоке миллиардов таких же снежинок.

Ему снилась его беременность.

Поглотив двух женщин, он стал на 66,6 процентов женщиной. Его живот был алым, потому что в животе у него была любовь. Он был носителем и хранителем любви. А вместе с ней и греха, давайте уже назовём вещи своими именами.

Все же помнят ещё о яблочке?

Хранимая во чреве любовь не оставалась отдельной субстанцией. Она распространялась и влияла на него, расходясь по телу дурманящими алыми маками.

Ему было очень хорошо во всём этом.

Во сне можно было не думать ни о чём, забыться, просто парить словно снежинка.

Под чарующие звуки «божественного Шопена», и никак иначе.

Грань одиннадцатая.

Volk-i-smert-3-s-teksturoj-web

«А наутро выпал снег…»

Утро наступило, и это было настолько же тяжело, насколько неизбежно.

Красное заражение добралось до его Сознания. Он всё понял и осознал, он лишил жизни двух чудесных женщин в угоду своей ненасытной природе.

Но пройдя через это, он осознал Любовь сполна, в высшем её проявлении. Ему удалось постичь состояние, когда ради любимого готов жертвовать всем, абсолютно, и ничего не хотеть для себя взамен.

И тогда пришёл Охотник. Добрый и заботливый, внутренний охотник. Совесть, может быть? Почему бы и нет.

Главное, что Охотник рассудил всё так, как и должно было случиться в этой сказке.

Живот волка должен быть вспорот, а оттуда целые и невредимые должны выскочить улыбающиеся Красная Шапочка и Бабушка.

Мне жаль.

Мне очень жаль Волка.

Поздно. Ночью.

Через все запятые дошёл, наконец, до точки…

Грань двенадцатая.

KSH-i-B---vtoroe-rozhdenie-2-web

Кажется, Волк ненароком поглотил весь красный цвет, который был отведён на эту сказку.

Бабушка переступила через некую черту, после чего остепенилась. Она поняла, что быть Бабушкой для неё теперь важнее, чем быть женщиной. Ей стоит подумать о заботе, об уюте и о некоем успокоении. Она подумала, что второе рождение – это хороший повод изменить свою жизнь.

Такое ощущение, что искра понимания Истинной Любви проникла из Волка в неё во время второго рождения.

Бабушка рассказала не понимающей что произошло Красной Шапочке, что ей приснился сон.

«Это просто старая сказка, малыш, – сказала она, – я прочитаю тебе другую… там всё будет хорошо, и тебе приснится новый сон, светлый и нежный»

Бабушка была достаточно мудра, чтобы понимать, что это действительно просто старая сказка, не больше и не меньше.

Грань тринадцатая.

Konec-puti-volka-web

А мир, меж тем, остался почти таким же…

Всё в нём было так же… та же зима, тот же снег, то же небо.

Просто в нём больше не было одной единственной жизни.

Здесь должна была бы звучать старинная казачья песня «не для меня…», в которой рассказывалось о том, как придёт весна, как зацветут сады, как вырастет красавица девушка, как соберётся за столом родня, только каждый куплет начинался со слов «не для меня…»

Да и фото планировалось другое, сказать по правде. Мне был нужен пейзаж с чёрной речкой. Такая, знаете, бесконечность в черноте зимней воды. Образ из снов.

Но к этому моменту история уже шла своим ходом, диктовала мне свои условия и правила. И вместо всего задуманного нашлись другой кадр и другая композиция.

И получилось, что всё было не зря.

И жизнь отдана не зря, и смысл был, да и вообще…

И это «вообще» – тут, конечно, важнее всего.

Грань четырнадцатая.

Vnutrennij-volk-web

А что же наша Шапочка? Неужели просто забыла и стала жить дальше? И да, и нет. Жить дальше стала, безусловно. Но не забыла.

У каждого из нас есть, наверное, сон, который неизвестно почему оказался однажды как-то особенно важен.

Теперь такой сон был и у Красной Шапочки. Только её больше никто уже так не называл вообще-то…

Каждый раз, совершая путь из дома матери в дом Бабушки, она проходила по тому мосту. И каждый раз она останавливалась на одном и том же месте и с чувством смутного воспоминания вглядывалась в даль, на тёмные ёлки, на заснеженные поля. И ей казалось, что она знает что-то очень важное обо всём этом, только почему-то никак не может вспомнить. Ну да и ладно.

А ещё она стала носить свободное платье. Я ничего не хочу сказать такого уж конкретного, но вдруг? В каждой Красной Шапочке есть свой внутренний Волк. И где спрятала наша героиня своего Волка, можно будет с определённостью сказать месяцев через 9, хотя уже меньше, да.

Грань пятнадцатая.

YA-i-Volk-web-s-podpisyu

Когда я создаю некое произведение, я довольно мало думаю, что я создаю, почему и с какой целью. Я просто экспортирую всё, что во мне есть, всё, что кажется мне в данной ситуации самым точным, самым сильным, самым уместным. Беру именно эти частицы себя и пытаюсь облечь их когда в слова, когда в образы.

Когда я снимала историю, я хорошо понимала, о чём она будет. Но чем она закончится, я не знала. У меня всегда были проблемы с окончаниями, и в этот раз было точно так же. Конец не являлся мне, и всё было неопределённо.

И вот в какой-то момент я стала замечать, что моя история уже не такая уж и моя. Она словно повзрослела и уехала жить в отдельную квартиру. Да, она всё ещё слушалась моих ценных направляющих указаний, но жила при этом уже как хотела, удивляя меня день ото дня.

Образы, ситуации, эмоции, которые до этого существовали только в моей голове, а потом и на матрице моей камеры, вдруг стали появляться в моей повседневной реальности. Это было жутковато и захватывающе.

Я словно стала сходить с ума, иногда не понимая, в каком из миров я сейчас больше живу, в настоящем или выдуманном мною же? Хотя одно другому не противоречит.

Песни, которые я ставила саундтреками, вдруг сбывались. Это происходило где-то примерно через сутки или чуть больше. Это происходило так часто, что я даже вывела эту причинно-следственную закономерность!

Я думала, что не бывает так, как я придумала, и тут же получила лавину доказательств того, что бывает.

Последний кадр пришёл, когда я увидела, ощутила, почувствовала всё это.

Он стал следствием зародившегося во мне безумия. Но он же стал и причиной.

Я не отпустила Волка. Он слишком близкий мне персонаж, я не могу отпустить всё это. И поэтому, когда жизнь его в пространстве моей фотоистории закончилась, он пришёл ко мне.

волк зимой

Когда кто-то умирает, говорят «отошел в мир иной», так вот этим иным миром для Волка стала моя реальность…

Ну а ёлки – это просто двери, ворота. Там внизу есть такое тёмное место, заходить надо именно в него.

Я и сама до конца не понимала, что значат эти ёлки.

То ли они наблюдают за героями, словно хор в старинных греческих трагедиях.

То ли они, как это изначально задумывалось, означают мужское начало в этом мире бесконечно сильных эмоций, которые так присущи именно женскому началу.

Но в конце я поняла, что вдобавок ко всему они ещё и порталы… Двери.

***

Любопытна посылка к этой литературной истории. Анна Никитина пишет:

«Вообще-то я не очень верила, что могу снять фотоисторию. Много ныла о том, что мне негде взять актёров, и даже если я чудом их найду, то как я буду снимать их на морозе, и что вообще снимать, и бла-бла-бла.

А потом мы пошли с мужем в «Му-му», дочка играла много часов на местной игровой площадке, ну а мы как-то всерьёз разговорились о Фотоистории.

Сначала мы обсудили возможность поискать персонажей среди незнакомых людей, в интернете. Звучало не так уж невероятно… Потом потихоньку стали обсуждать саму историю.

Через некоторое время возникла потребность что-то записать и зарисовать, мы взяли бумажный вкладыш на поднос и попросили у кассирши ручку, и прямо там, в этот вечер, в этом кафе всё и началось… И закрутилось.

На следующей неделе моя жизнь резко изменилась.

Постепенно в неё вошли несколько удивительных людей, каждый из которых для меня важен и дорог теперь. А тогда я их не знала совершенно, и единственное, что мне оставалось – доверять им.

Больше всех помогла мне, безусловно, Катя Маркасова. За это я очень благодарна, говорила это тысячу раз и не устану повторять.

На съёмках она делала всем без исключения героям макияж и причёски, очень много тратила сил, времени, а так же собственных косметических средств. И я до сих не могу поверить, что такого удивительного человека, с такой степенью самоотдачи можно найти в сообществе «ищу модель».

Но не менее важной, нежели макияж, Катиной заслугой была моральная поддержка. Один раз все наши съёмки висели на волоске. И если бы не Катя, то весьма вероятно, что съёмки не состоялись бы вообще.

Можно сказать, что Катя была не только визажистом, но и вместе со мной администратором нашего проекта.

И за это ей отдельное огромное спасибо.

Второй человек, кого я хотела бы поблагодарить – это Леля Докучаева, дизайнер одежды. Она сшила за ночь два костюма для героини, не зная ни меня, ни истории, ни вообще каких-либо подробностей. Были только мои нарисованные от руки эскизы. Это было настоящее чудо.

Огромное спасибо я хочу сказать Лене (она сыграла маму), которая хоть и не слишком вдохновилась предложенной ролью, но всё же согласилась помочь и сняться, и не подвела меня.

Вообще большинство людей, с которыми я работала над этой историей, были мне не знакомы до этого. И в любой момент из-за необязательности любого из них всё могло сорваться. Но ничего не сорвалось! Вселенная послала мне удивительных, чудесных людей!

Спасибо огромное профессиональной модели Марине Москвиной (Красной Шапочке), к которой я обратилась только накануне съёмок из-за форсмажора, и которая согласилась на многие неудобства и лишения ради работы над этим проектом.

Спасибо Анюте, конечно же, любимой и неповторимой моей модели! Лучше неё никто не справился бы с ролью Бабушки. Это факт. И за предоставленные фото бэкстейджа отдельное спасибо!

И, конечно же, отдельное и ни с чем не сравнимое спасибо Нику, который сыграл в моей истории главную роль.

Спасибо за то, что понял её с самого начала, что вдохновился ею. И именно из-за этого обошёл других претендентов на роль Волка, их в какой-то момент стало вдруг неожиданно много.

Спасибо за такую полную, максимальную самоотдачу.

За помощь, за заботу, за внимательность, за то что двигал мебель и световые приборы, носил тяжёлые сумки, за то что поддерживал меня и других участников съёмок, за то что снимался совсем раздетым на сильном морозе.

Но главное спасибо за то, что стал моим зеркалом в этой истории. Это было очень важно.

И, наконец, огромное спасибо вам, мои любимые зрители! Вы так много давали мне, когда комментировали мои работы. Это окрыляло, вдохновляло, поддерживало. Это было нечеловечески приятно, когда я закладывала в снимок определённые вещи, а вы их считывали и всё понимали.

Невозможно передать, как много дал мне это проект, внутреннего и внешнего. И я непременно буду продолжать! Надеюсь, вы со мной.»

Молодец, Анна! Жалко только, что её произведения не касалась рука редактора.

 

——————————————————————————————————————————————-

прыгающ сердце

Научиться писать любовные (в т.ч. эротические) и дамские романы можно в нашей Школе писательского мастерства:   http://book-writing.narod.ru  или  http://schoolofcreativewriting.wordpress.com/

Редактирование (развивающее и стилевое) и корректура любовного романа:  http://book-editing.narod.ru  или  http://litredactor.wordpress.com/

За общелитературными знаниями заходите на мой большой блог «Литературный наставник»:  http://literarymentoring.wordpress.com/

сердечный взгляд

Консультации развивающего редактора по сюжету, структуре, композиции, планированию любовного романа:  Лихачев Сергей Сергеевич  likhachev007@gmail.com

 

 

Знаменитые любовные романы. 2. Манон Леско

Манон Леско

Статья В. Кожинова «Роман Прево как зрелый образец жанра»

В 1731 году в Англии, а в 1733 году во Франции выходит роман Антуана Прево «История кавалера Дегрие и Манон Леско». Судьба этой книги подобна судьбе многих великих произведений: «Манон Леско» рождается дважды. Громкий успех у современников (конфискация первого французского издания только обострила интерес), затем более чем полувековое забвение и, наконец, второе открытие в великую эпоху французского романа, когда Бальзак относит повествование Прево к совершеннейшим творениям мирового искусства слова, а Мопассан пишет: «Манон Леско создала обаятельную форму современного романа».

В этом суждении содержится глубокая истина. В частности, Прево дал первый образец подлинно великого романа. Величие «Дон Кихота» зиждется ещё на неразрывной связи с эпопеей Возрождения; Сервантес сливает воедино художественное освоение двух эпох. То же самое с большими основаниями можно сказать и о «Робинзоне-Крузо». Между тем «Манон Леско» — это в полном смысле роман и в то же время произведение, вошедшее в так называемый золотой фонд. Но это, по-видимому, и означает, что роман в творчестве Прево достиг зрелости, встал в один ряд с другими основными жанрами. И совершенно прав Мопассан, говоривший: «Сколько исчезло других романов той же эпохи!.. Мало кто знает самые известные книги того времени, а их содержания не помнит никто. И только эта повесть… пережила остальные, потому что она — один из тех шедевров литературы, которые составляют вклад в историю народа».

Прево написал десятки томов прозы; многие его романы и очерки имели большое значение в его время и высоко ценились. Сама «История кавалера Дегрие и Манон Леско» была только дополнительным томом «Записок знатного человека, удалившегося от света». Но лишь в этой небольшой повести Прево удалось открыть и создать нечто такое, что определило её бессмертие и мощное — пусть не всегда осознаваемое самими писателями — воздействие на последующее развитие литературы.

Манон Леско 1

Роман Прево получил тонкую характеристику в небольшой работе В.Р.Гриба. Но исследователь рассматривает «Манон Леско» преимущественно с точки зрения последующего развития романа. Так, он справедливо утверждает, что «Прево первый в XVIII веке открыл «иррациональную», необъяснимую, с точки зрения буржуазного рассудка, сторону новой психологии, создаваемой развивающимся буржуазным обществом… Это открытие не могло быть как следует понятым в XVIII веке. Его оценили только впоследствии». Анализируя открытие Прево, исследователь пишет: «Не только сословные предрассудки, внешние препятствия разрушили счастье двух влюблённых, но и внутренние причины — характер самой Манон, неуловимый и причудливый, сотканный из противоречий и загадок. Прево как художника интересует не борьба добра со злом, а неуловимое их слияние…

Постоянная и ветреная, преданная и вероломная, целомудренная и продажная, простодушная и лукавая — кто такая Манон?.. Над этими вопросами ломает голову бедный Дегрие. К Манон неприложимы… обычные мерки, критерии формально-рассудочной морали».

«Между тем, — продолжает В. Р. Гриб, — характер Манон — не игра природы, но порождение совершенно определённых исторических условий… Уничтожая всяческие остатки патриархальной безличности… буржуазная цивилизация превращает обычное половое влечение в индивидуализированную страсть, любовь. Но этот «величайший нравственный прогресс» (Энгельс) двойствен, как и все, что исходит от буржуазной цивилизации. Развивая индивидуальную половую любовь, она вместе с тем искажает ее, ибо, развивая свободу чувства, отстаивая право каждого человека располагать своей душой и телом, буржуазная цивилизация превращает эту свободу в свободу мнимую, формальную… Параллельно развитию индивидуальной половой любви идет развитие проституции…

Манон не лицемерна и не цинична; она наивно выражает, сама не понимая этого, цинизм, лицемерие самой буржуазной действительности…».

Вместе с тем, конечно, Манон столь же наивно и потому прекрасно выражает и ту индивидуальную свободу чувства, которая — пусть она ограничена или даже иллюзорна — создана историческим развитием. Характер Манон впитывает в себя и сливает воедино объективную двойственность человеческого бытия целой эпохи. В романе Прево можно найти ясные, может быть даже несколько прямолинейные, характеристики этой двойственности: «Любовь гораздо сильнее изобилия, сильнее богатств и сокровищ, но она нуждается в их содействии, и для чуткого любовника нет ничего ужаснее мысли, что помимо его воли скудость средств низводит его до убожества самых низменных душ».

Как замечает В. Р. Гриб, роман Прево изображает «сквозь призму понятий XVIII века» такие явления и процессы, которые действительно разовьются лишь в XIX веке.

Всё это очень верно и существенно. Но роман Прево имеет и другой смысл, который выясняется как раз в связи с предшествующим развитием литературы; этот роман имеет первостепенное значение и ценность не только как предвосхищение будущего, но и как определённое завершение прошлого. И с этой точки зрения никак нельзя ограничиться проблематикой одного лишь образа Манон. В высшей степени знаменательно, что роман, названный автором «История кавалера Дегрие и Манон Леско», с XIX века известен под именем «Манон Леско». Можно с серьёзными основаниями утверждать, что для восприятия XVIII века на первом плане был именно Дегрие с его поражающе сильной и глубокой любовью, а не объект этой любви — «плутовка» Манон. Новаторский смысл образа Манон, — смысл, о котором говорит В. Р. Гриб, — действительно не был понят и оценен тогда. А с другой стороны, психологические открытия, воплощённые в образе Дегрие, были превзойдены в романах Руссо и Гёте. Именно поэтому во второй половине XVIII века «Манон Леско» была явно забыта — хотя в первые годы жизни этой книги она, запрещённая за её «безнравственность» во Франции, несколько раз издавалась за рубежом и контрабандой доставлялась жаждущим читателям.

Не следует забывать — а это по странной, поистине необъяснимой причине часто делается, — что роман Прево был издан в 1731 году, то есть за десять лет до «Памелы» Ричардсона или даже романов Мариво и за тридцать лет до «Новой Элоизы» Руссо. Ему предшествует только плутовской роман, завершаемый «Жиль Бласом» (1715 — 1735), романы-эпопеи Сервантеса и Дефо и «Принцесса Клевская» Лафайет.

Уже более столетия роман Прево называется «Манон Леско». Но это явное нарушение авторской воли. В предисловии к роману бежавший из монастыря молодой аббат писал, что он вводит в «Мемуары знатного человека» «приключения шевалье Дегрие», намереваясь «изобразить ослеплённого юношу, отказывающегося от своего благополучия и сознательно устремляющегося к самым жестоким невзгодам. Обладая всем… он добровольно предпочитает незавидное скитальческое существование…; он предвидит свои несчастья, но не желает их избегать…». И буквально ни слова о Манон: она ведь только объект страсти Дегрие… Впоследствии Манон будет отомщена: через полтора столетия Мопассан напишет эссе «История Манон Леско», где уже именно Дегрие понимается лишь как объект — объект неотразимого, почти гениального обаяния Манон. Покоренный этим обаянием, Дегрие «становится, сам того не ведая и не сознавая, мошенником, плутом, негодяем…».

Прево пишет в предисловии, что его увлекла цель изобразить в Дегрие «характер двойственный, сочетающий в себе пороки и добродетели, нескончаемый разлад между добрыми намерениями и дурными поступками…». Между тем Мопассан говорит то же самое как раз о Манон: «Это — полная противоречий, сложная, изменчивая натура… Как отличается она от искусственных образцов добродетели и порока, столь упрощённо выводимых сентиментальными романистами…»

Равновеликие писатели двух эпох словно спорят друг с другом; между тем можно, вероятно, доказать, что образы Дегрие и Манон существенны в одинаковой степени, поскольку они, такие, как они есть, невозможны, немыслимы друг без друга. Если позволено сказать всё сразу, упрощенно, схематично, — Прево слил в единое целое роман плутовской и психологический роман для избранных, традицию «Ласарильо с Тормеса» с традицией «Принцессы Клевской». Но в результате родилось нечто совершенно новое, ибо Манон — это уже не «пикаро», не просто «плутовка», а Дегрие — не только «рефлектирующий аристократ».

Некоторые исследователи видят в романе Прево лишь ступеньку к чисто психологическим романам Ричардсона, Руссо, Стерна; событийные плутовские элементы «Истории кавалера Дегрие…» предстают в этом случае как непреодолённые пережитки прошлого. Но это верно только в узко определённом и ограниченном смысле. Сентименталистский роман действительно резко углубит и расширит психологический анализ, и после этого само по себе освоение сложной душевной жизни Дегрие не будет уже представлять значительной ценности. Но развитие сентименталистского романа явится вместе с тем односторонней, уходящей куда-то за пределы искусства линией. Так, у Стерна местами обнажается «внехудожественный» эксперимент, по-настоящему интересный лишь для писателя и, быть может, психолога (всё это в своё время интересно и тонко раскрыл В. Б. Шкловский). Эти крайности необходимы для последующего искусства, и в частности для Толстого; но при всём том роман Прево имеет более завершённую форму, чем эссеистские романы Стерна, и в определённом смысле даже более зрел — как это ни парадоксально звучит относительно произведения, созданного на 30 — 40 лет ранее… И эта зрелость — не в образах Дегрие и Манон, взятых по отдельности, но в их связи и взаимоотражении. Роман Прево не только предшествует книгам Стерна; через голову Стерна он предвосхищает, например, «Пармский монастырь» (кстати, и в этом романе Стендаля фабула подчас приобретает своего рода плутовской колорит).

Словом, плутовские элементы романа Прево не должны быть поняты нами как некие неизбежные, но нежелательные реликты заканчивающегося этапа истории жанра; без них, собственно, и невозможна «стихия Манон». Кроме того, Прево вообще-то начинает, отправляется в своём романе как раз от традиции Лафайет и лишь потом вводит плутовскую линию. И всё дело именно в этой двойной теме: от неё зависит, ею определяется двойственность Дегрие, о которой говорит сам Прево, и двойственность Манон, привлекающая всё внимание Мопассана. Образ Манон делается тем, что он есть, через восприятие и отношение Дегрие; для всех остальных Манон только плутовка, которую родители посылают в монастырь, обманутые сластолюбцы — в тюрьму, полицейские власти — в заокеанские колонии. С другой стороны, Дегрие, которого ожидала традиционная колея придворной или церковной карьеры, только благодаря встрече с Манон и отношениям с ней ввергается в столь напряжённую и активную жизнь.

Но обратимся к реальному движению романа. Прево как бы исходит непосредственно из наследства «школы Ларошфуко». В романе можно найти немало (хотя и меньше, чем в книге Лафайет) относительно самостоятельных фраз и целых абзацев, которые и по характеру содержания, и по форме являются, в сущности, вставными максимами, — вспомним, что в плутовских романах почти всегда есть вставные новеллы; это своего рода свидетельства процесса происхождения, родимые пятна жанра.

Эти максимы чаще всего вложены в уста самого героя, которого мы застаём в начале повествования завершающим «класс философии» и живущим «разумно и размеренно»; его «благоразумие и сдержанность всех всегда восхищали». Это юноша, впитавший то самое своеобразное рационалистическое мироощущение, которое выразилось в деятельности «школы Ларошфуко», продолженной уже на рубеже XVII — XVIII веков старшими современниками Дегрие — Фенелоном и Фонтенелем. Дегрие говорит, что он мог бы быть «благоразумен и счастлив»: эти свойства понимаются им как необходимо взаимосвязанные. Совершенно неправильно было бы думать, что Дегрие не подозревает о существовании «безрассудных» человеческих качеств; напротив, он даже убежден в непреоборимости «пучины страстей» и в этом отношении разделяет идеи янсенизма. Его друг Тиберж называет его «самым завзятым янсенистом», и Дегрие соглашается: «…Я безусловно испытал на себе истинность их учения».

Манон Леско 2

Философски-этические мотивы вообще проходят через весь роман. Однако они остаются в значительной степени внешним обрамлением; основное содержание и вместе с тем ценность романа определяются как раз непосредственным, как бы реально совершающимся перед нами событийно-психологическим действием, в котором уже сметается прочь и растворяется всякая философическая устойчивость и рассудительность. Тиберж высказывает Дегрие справедливую максиму: «Для того чтобы внимать голосу мудрости и истины, требуется спокойствие духа». Но именно этого лишается Дегрие после встречи с Манон. Вступив в жизнь благоразумным и сдержанным созерцателем, похожим на лирических героев книг «школы Ларошфуко», он оказывается мгновенно «ввергнутым в пучину страсти» — страсти, которая вынуждает не только наблюдать, но и действовать, не только переживать, но и жить.

Можно бы провести интересную параллель: Дегрие — как, скажем, и Ларошфуко — постоянно анализирует жизнь, стремится объективно понять чувства и поступки — и свои собственные, и Манон. Однако ему не удается добиться той победы над жизнью, которой добивается Ларошфуко. Последний в своём рационалистическом анализе как бы разлагает жизнь на простейшие, уже вполне понятные элементы, и в итоге не остаётся ни одного тёмного уголка. Но это возможно лишь потому, что Ларошфуко имеет своим объектом людей «вообще», которые выступают как носители некой суммы чувств, стремлений, манер поведения.

Между тем Дегрие оказывается лицом к лицу с индивидуальным живым человеком, с Манон, которая есть цельное, нерасчленимое воплощение жизни: «Всё её существо было сплошное очарование… Я ощущал трепет, как это бывает, если ночью очутишься в пустынном поле: всё думаешь, что вокруг существует какой-то особый мир; невольно охватывает тайный страх». Жизнь является в облике Манон, неся одновременно, сразу восторг и ужас, наслаждение и боль; и именно эта нерасчленённость вызывает ощущение таинственности, трепет очарования. И здесь оказывается бессильным рационалистический анализ.

В то же время совершенно неверно было бы сказать, что анализ, созданный «школой Ларошфуко», просто преодолевается и отбрасывается в романе Прево. Это совсем не так. Именно развитый и утончённый аналитизм позволяет достичь подлинного осознания богатства и ценности живой жизни. Именно исчерпав до конца попытки «разложить» человека, можно действительно понять и оценить уже неразложимый «остаток». В плутовском романе жизнь являлась в её цельном, не подвергнутом анализу (особенно психологическому) движении. Но это как раз не давало возможности обнажённо раскрыть обаяние прозаической жизни. Прево уже основывается на точных открытиях аналитического направления, и вот, в сущности, тот же самый плутовской человеческий характер предстает в ином свете или даже, точнее, другим, не таким, каким мы его знаем по романам XVII века.

В. Р. Гриб в своей уже цитированной здесь содержательной работе пишет, что для Дегрие, «воспитанного в рационалистическом духе… характер Манон представляется противоречащим всем законам природы, аномалией, наваждением». Исследователь не вполне прав, ибо он, обратив всё внимание на Манон, не учитывает, что мировосприятие Дегрие развивается — правда, развивается не по прямой линии, но зигзагами, в форме отдельных прозрений. Вначале, подозревая первую измену Манон, Дегрие действительно исходит из формально-рассудочных представлений о жизни: «Мне казалось совершенно невероятным, что Манон меня обманывает… Столько же доказательств любви, сколько я дал ей сам, получил я и от неё: как же тут обвинять?..» Или, убедившись уже во втором обмане Манон, Дегрие возмущается, что «это совершено после всех жертв», которые он ей принёс, «отказываясь от состояния, от неги родительского дома, урезывая себя в самом необходимом для того, чтобы удовлетворить её малейшие прихоти и капризы…»

Но эта рационалистическая расчётливость, требование платы за плату постепенно исчезает из сознания Дегрие. Трудно сказать, проявляется ли в этом изменении осознанный замысел романиста; скорее всего — это результат объективного развития действия, движения событий и переживаний. Но, во всяком случае, Дегрие уже предстаёт совсем иным, когда говорит, что счастье «неотделимо от тысячи мук, или, вернее сказать, это есть сцепление несчастий, сквозь которые люди стремятся к блаженству… Сила воображения позволяет находить радость в самом страдании, ибо оно может привести к желанному для нас блаженному концу… Я верю, что один миг, проведённый с Манон, полностью окупит все огорчения, которые я вынесу ради неё… Мое счастье как бы соприродно со своими муками».

Здесь слово «окупит» имеет уже совсем иной смысл. Оно не означает простой расчётливости: радости оплачиваются страданиями. Дегрие говорит о единстве, «соприродности» счастья и мук; он согласен на страдания не потому, что они будут оплачены, но потому, что они сопричастны радости и наслаждению, ибо принадлежат одной и той же цельной стихии жизни.

Впрочем, этого открытого выражения нового сознания Дегрие могло бы и не быть: всё движение романа воссоздаёт именно то, что герой все глубже и сильнее воспринимает и принимает Манон как живое, реальное чудо — чудо самой жизни в её противоречивой, но непобедимо прекрасной для человека цельности. Рассказывая об отъезде в пустынную и дикую Америку, Дегрие замечает: «Я терял всё, что так ценят остальные люди, но зато я стал повелителем сердца Манон, единственного сокровища, которое сам ценил». И в художественном мире романа это действительно ни с чем не сравнимое сокровище, ибо Манон есть как бы вся подлинная, живая жизнь в осязаемом индивидуальном воплощении, и к тому же Дегрие отдал ей, вложил в неё и свою собственную жизнь. Есть великие ценности, ради которых стоит умирать; в романе Прево утверждаются ценности, ради которых стоит жить.

Дегрие говорит Манон, что «все блага, не похожие на те, каких я жду от тебя, достойны презрения, ибо в моём сердце они не смогли бы хотя на миг устоять пред одним твоим взглядом». Это надо понимать прямо и буквально, поскольку речь идёт о благах, которые может дать общество начала XVIII века, готовое рухнуть общество, чьи отношения и идеи потеряли человеческую ценность. Все внешние препятствия и требования — долг, мораль, религия, честь, стремление к успеху в общественной деятельности — не только не могут остановить Дегрие, но и не так уж волнуют и мучают его.

Действительно ужасают и заставляют страдать его лишь те преграды, которые заключены в самой Манон. Она предстает как цельное и полное воплощение живой стихии жизни. Но это неизбежно означает, что она вбирает в себя всё, что разлито в современном мире, его двойственную, противоречивую природу. Она не может быть только чистой, возвышенной, благородной — тем самым она лишилась бы своей живой полноты. Она именно потому так всесильно привлекает Дегрие, что не знает ограничений, очертя голову бросается в жизнь и, значит, впитывает в себя и весь её яд, всю её извращённость. Попытка «благоразумно» ограничить себя иссушила бы её существо, подавила бы в ней не только мучающие Дегрие, но и прямо вызывающие его восторг свойства. Манон представляется аббату Тибержу всецело безумной; но он, с его призывами к абсолютному «благочестию», также кажется ей «полоумным».

После первого обмана Дегрие решает вообще «отказаться от радостей света», возненавидеть «всё, чем восхищаются заурядные люди», и избрать «мирный и уединённый образ жизни» на лоне природы, в тесном кругу «разумных» друзей, среди любимых книг, оставив для целого мира лишь узкую щелку — переписку с парижанином, который сообщает о событиях дня лишь для того, «чтобы потешить… безумием суеты человеческой». Дегрие прилагает все силы, чтобы осуществить этот янсенистский идеал, и в течение года готовится к епископскому званию. Но первая же новая встреча с Манон рушит всё. Дегрие чувствует, что для Манон он с лёгкостью пожертвует «всеми епископствами на свете», хотя в то же время отдаёт себе отчёт, что он падает с ней «на самое дно пучины», в «пропасть» страданий и несчастий.

Жизнь, которая словно концентрируется в Манон, ежеминутно отравляет её неутолимой жаждой роскоши, развлечений, богатства — жаждой тех благ, которые предстают как единственно возможные удостоверения человеческого достоинства, свободы и счастья. Манон отличается поразительным равнодушием к деньгам как таковым, «но она не могла и минуты прожить спокойно, если боялась, что денег вскоре не будет»; ведь скудость средств низводит человека «до убожества самых низменных душ». Она уходит к богатым покровителям, чтобы «вытянуть» у них деньги, и пишет Дегрие: «Я озабочена тем, чтобы сделать моего шевалье богатым и счастливым».

Вместе с тем Манон бросается в авантюры вовсе не только для добывания средств привольной жизни, сами её авантюры выступают как выражения привольной жизни. В этом отношении замечательна одна из центральных сцен романа. Получив от очередного обожателя богатые подарки, Манон собирается вместе с пробравшимся к ней Дегрие бежать из нанятого для неё дома. Перед самым побегом Дегрие рассказывает ей о шутливом предложении одного из друзей — задержать на улице спешащего к Манон аристократа, съесть его ужин и лечь спать в его постели. Но Манон отнеслась к этому замыслу вовсе не только как к остроумной фантазии: «Она, к моему великому изумлению, стала всерьёз отстаивать его, усмотрев в нём нечто поистине замечательное… Она… твердила, что я веду себя как тиран и не хочу ей «и в чем угодить»».

Эта проделка, которая закончилась для Манон тюрьмой и ссылкой в Америку, воспринимается Дегрие лишь как бессмысленный каприз. Но для Манон она предстаёт как подлинное самоутверждение, как проявление её человеческой энергии, дерзости, незаинтересованной авантюрности, игры с жизнью. Эта реализованная шутка гораздо дороже ей, чем добытые деньги (которые она, кстати, при этом теряет). У Манон ведь просто и нет возможности утвердить себя, воплотить свою личную смелость, фантазию и, в конце концов, свою месть враждебному ей миру на каком-либо ином пути. И, собственно говоря, Дегрие — хотя он и не осознаёт это — любит Манон во многом именно потому, что она способна на такие поступки, в которых — пусть однобоко и извращённо — выражается её неистощимо живое, неограниченное человеческое существо. Но одновременно Дегрие остаётся совершенно чужд этой авантюрной жизни. Ему, аристократу, просто не нужно «утверждать» себя такими способами. Когда после описанной проделки и он, и Манон попадают в тюрьму, быстро обнаруживается различие между ними: полицейские власти решают «во-первых, немедленно выпустить меня…; во-вторых, заключить Манон до конца её дней в тюрьму или выслать в Америку».

Манон Леско 5

И всё же Дегрие с самого начала вынужден встать на путь плутовской жизни. Для него невыносимо плутовство Манон, и он как бы перекладывает её судьбу на свои плечи, чтобы спасти её от проституции. В силу жестокой необходимости он становится на одну доску с настоящим пикаро Леско, братом Манон, — бесчестным шулером, вымогателем, стремящимся извлечь как можно больше выгоды из красоты сестры, мошенником, убитым впоследствии за свои плутни. Благородный аристократ учится у Леско, усваивая его назидания.

Дегрие, конечно, не превращается в плутовской персонаж; он остается в своём существе тем же самым «высоким» героем. Но он становится заправским шулером, ибо его благородное лицо «не позволяло заподозрить какие-либо плутни», помогает обирать влюбляющихся в Манон богачей, не раз арестовывается как мошенник, выкрадывает Манон из тюрьмы, пытается напасть во главе наёмной шайки на конвой партии ссыльных… Он даже проникается психологией пикаро, размышляя о том, «сколько в Париже людей… добывающих себе средства к жизни теми талантами, какие у них имеются», и как «изумительно справедливо», что «большинство знати и богачей — люди весьма недалёкие», коих можно «водить за нос».

Так на наших глазах совершается грехопадение героя, словно сошедшего с высоких подмостков поздней классицистической драмы и по узкой лестнице пессимистического психологизма «школы Ларошфуко» спустившегося в подвалы плутовского романа, где этот рефлектирующий характер обретает бурную и страстную жизнь. Он всем своим существом отдаётся тому «безумию», от которого убегала принцесса Клевская, и начинает не только переживать, но и жить; с другой стороны, плутовская героиня как бы поднимается через Дегрие до самосознания. В его любви и размышлении она теперь переживает себя. Несовместимые, казалось бы, крайности сближаются, соединяются, обогащая и оживляя друг друга. И уже нельзя различить высокое и низкое. В Манон ясно видны черты трагической (хотя и отнюдь не трагедийной) героини; Дегрие, которого слуги, обыскав, тащат в отеческий дом, а полиция застает в чужой постели, явно приобретает комические свойства (вовсе не становясь, конечно, комедийным персонажем). В повествовании Прево впервые выступают в полном смысле «средние» характеры, и это есть одно из главных открытий романа.

Но для нас гораздо важнее понять, как это открытие претворяется в форму, в тело жанра. Мопассан совершенно прав, утверждая, что книга Прево «создала обаятельную форму современного романа». «Обаяние» Мопассан видит, в частности, в том, что «чары» Манон «точно лёгкий, неуловимый аромат, струятся со страниц этой изумительной книги; ими дышит каждая фраза…». Об этом же говорит в заключение своей статьи В. Р. Гриб, отмечая, что Прево создал «неуловимый облик Манон, переливающийся тончайшими оттенками», что образы полны «радужной изменчивости» и «трепетной зыбкости красок». Дело здесь вовсе не только в своеобразии самого характера Манон. «Неуловимые» свойства, «тончайшие оттенки», «зыбкость» и «изменчивость» предстают перед нами в любом зрелом и подлинно художественном образце искусства романа. Вместо твердых очертаний и ясных красок «высокого» и «низкого» жанров, героики и сатиры, трагедии и комедии в романе господствуют тонкие штрихи и полутона.

Не следует понимать это как утверждение некой расплывчатости и невнятности изобразительной ткани романа: тончайшая черточка может быть проведена очень уверенно, а сложный оттенок цвета можно передать с бьющей в глаза точностью. Всё дело в самом схватывании неуловимых линий, деталей, нюансов целостной стихии повседневной жизни. В плутовском романе на всём ещё лежит комедийный колорит, затушевывающий многогранность и переплетение оттенков; характерно, что, начиная с «Забавного чтения о Тиле Уленшпигеле» и до «комической эпической поэмы в прозе» о Томе Джонсе, роман осознаётся в плоскости низкого, комедийного жанра. С другой стороны, «Принцесса Клевская» предстает ещё как нечто высокое, окрашенное героикой и трагедийностью, под которыми тонут, например, постоянные уловки героини, пытающейся всё время обмануть окружающих.

В романе Прево вся изобразительная форма — сюжет, детали картины, речь рассказчика и героев — лишена какого-либо заранее данного и определённого колорита. Вот два эпизода, первый из которых мог бы быть собственно комическим, а другой — трагедийным. О первом эпизоде уже шла речь выше. Прево изображает, как отец обманутого Манон любовника, беспокоясь об исчезнувшем сыне, ночью врывается в комнату, где находятся Дегрие и Манон: «Старик вошёл в дом под охраной двух стрелков… Мы уже ложились в постель; дверь открывается, мы видим его, и кровь застывает в наших жилах.

— О боже! это старый Г. М., — шепнул я Манон. Я бросился к шпаге. К несчастью, она запуталась в ремнях. Стрелки, заметившие мое движение, тотчас же поспешили её отобрать. Мужчина в рубашке не может оказать сопротивления. У меня была отнята всякая возможность защиты. Г. М., хотя и взволновался этой сценой, не замедлил всё же меня узнать. Ещё легче узнал он Манон. — Не наваждение ли это? — произнёс он серьёзным тоном. — Неужели я вижу перед собой шевалье Дегрие и Манон Леско? Во мне всё так закипело от стыда и боли, что я ему даже не ответил».

Манон Леско 3

Прево словно поставил заранее перед собой особенную задачу: преодолеть всякий заранее заданный тон рассказа. Комизм и трагизм положения как бы взаимно преодолевают друг друга, причём можно, очевидно, утверждать, что внешняя низменность фактов (неожиданное вторжение в спальню, запутавшаяся шпага, невозможность защищаться в рубашке, иронические вопросы врага) снимается истинной высокостью внутреннего состояния героя (которая, конечно, выясняется во всей полноте повествования).

В конце романа есть эпизод, изображающий похороны Манон на пустынной равнине, эпизод, заставляющий вспомнить потрясающую сцену из «Тихого Дона»: «Больше суток провел я, не отрывая уст от лица и от рук ненаглядной Манон. У меня было намерение там же и умереть, но на второй день я рассудил, что после моей кончины её тело может стать добычей диких зверей. И поэтому я решил сначала её похоронить и потом дождаться смерти на её могиле. Я сам был уже недалёк от смерти вследствие истощения, вызванного голодом и раной, и только ценою больших усилий держался ещё на йогах. Мне пришлось прибегнуть к крепкому напитку, захваченному с собой; он придал мне достаточно сил… В том месте, где я находился, копать землю было нетрудно: кругом была степь, покрытая песками. Я разломил свою шпагу для того, чтобы было удобней работать, но руки оказались для меня гораздо полезнее клинка. Была вырыта глубокая могила; я опустил в неё Манон, тщательно закутав в свои одежды, защитившие её от песка… Я опустился рядом с ней на песок и долго смотрел на неё, никак не решаясь зарыть могилу. Но силы мои стали снова иссякать, я испугался, что потеряю их окончательно, ещё не завершив дела, и только тогда навеки предал земле её самое совершенное и пленительное создание».

Манон Леско 6

О трагическом событии повествуется в объективной, обнажённо анализирующей все стороны и оттенки, даже почти деловой манере. В глубокое забвение горя вторгаются рассудительность и даже «низкие» детали — крепкий напиток, который придаёт силы, шпага, сломанная для удобства работы; герой даже отмечает, что песчаная почва облегчила его трагическое дело. Он чувствует голод, действует обдуманно и тщательно и, наконец, даже не умирает на этой пустынной могиле, но возвращается на родину…

В этом эстетически многогранном стиле повествования трагизм, конечно, не исчезает, не растворяется; он просто не выступает в чистом, концентрированном выражении, но освещает изнутри все частности, движется через них как не ослепляющий глаза и всё же видимый, осязаемый внутренний ток. Так создаётся своеобразное и незаменимое «обаяние» формы романа — формы, которая в книге Прево, разумеется, сложилась ещё стихийно и незавершённо. В шолоховской сцене похорон Аксиньи эти изобразительные принципы воплощены действительно осознанно и совершенно, предстают в неизмеримо более развитой и углубленной форме. Но в романе Прево, созданном за два столетия до того, новая художественность одержала, пожалуй, первую великую победу. «История кавалера Дегрие и Манои Леско» показала, в частности, что роман может занять законное и даже необходимое место в сфере большого искусства — в одном ряду с высокими трагическими драмами и поэмами. Собственно говоря, роман даже вытесняет эти жанры вплоть до начала Французской революции и — после эпохи романтизма, когда опять мощно возрождается в новой форме трагедия и поэма, — снова выходит на первый план (особенно в трагическом романе Стендаля, Эмили Бронте, Достоевского, Гамсуна).

 

——————————————————————————————————————————————-

прыгающ сердце

Научиться писать любовные (в т.ч. эротические) и дамские романы можно в нашей Школе писательского мастерства:   http://book-writing.narod.ru  или  http://schoolofcreativewriting.wordpress.com/

Редактирование (развивающее и стилевое) и корректура любовного романа:  http://book-editing.narod.ru  или  http://litredactor.wordpress.com/

За общелитературными знаниями заходите на мой большой блог «Литературный наставник»:  http://literarymentoring.wordpress.com/

сердечный взгляд

Консультации развивающего редактора по сюжету, структуре, композиции, планированию любовного романа:  Лихачев Сергей Сергеевич  likhachev007@gmail.com

 

 

 

Знаменитые любовные романы. 1. Анжелика

Анн и Серж Голон

Анн и Серж Голон

Всеволод Сергеевич Голубинов (псевдоним Серж Голон) родился 23 августа 1903 года в Бухаре, в семье русского дипломата. Отец его был российским консулом в Персии. Детство Всеволода прошло в богатстве и благополучии, но в 1917 году его судьба резко изменилась. Тем летом, когда Россия содрогалась от революционной бури, родители отправили четырнадцатилетнего мальчика учиться в гимназию в Севастополь. В наши дни, после буржуазного переворота девяностых годов, вновь перевернувшего русский мир, это уже не может показаться странным. В 1917 году работали гимназии и университеты, выходили научные труды, и очень многие юноши и девушки начали свою учёбу именно в этот год. Вспомним ещё, что люди той эпохи были воспитаны десятилетиями относительно мирной жизни. Даже революция 1905 года не смогла переломить отношение к миру, как к чему-то стабильному. Только мировая война потрясла представления европейцев и россиян. Но в 1917 году до её окончания было ещё далеко. Итак, подросток оказался один в охваченной революцией и войной стране. Но он сумел вырваться из хаоса и добраться до Марселя. Во Франции он соединился со своей семьей. В городе Нанси Всеволод Голубинов получил образование: он стал химиком и геологом, а к языкам, выученным в детстве, прибавил новые. Позднее, кроме геологии, он занимался и живописью. В молодости он много путешествовал, занимался геологическими изысканиями в Китае, Индокитае, Тибете, а в сороковых годах оказался в Конго. Здесь он и встретил свою судьбу Симону Шанжё. Она родилась в 1921 году в Тулоне в семье морского офицера. В шесть лет написала свой первый рассказ, а в восемнадцать лет опубликовала свою первую книгу «В стране за глазами». Премия за юношеский роман «Патруль невинного святого» позволила ей уехать в Африку, где она встретила своего будущего мужа Всеволода Голубинова.

Эти люди не могли не заинтересоваться друг другом. Роман, начавшийся между ними, вылился в глубокое чувство и вскоре они поженились. Жизнь в Конго, однако, становилась сложнее, супруги вернулись во Францию и поселились в Версале. Всеволод Голубинов, опытный геолог, не мог найти работу во Франции. Они попытались заниматься совместным литературным трудом, и выпустили книгу о диких животных («Le Coeur des Betes Sauvages»). Однако положение было трудным, кроме того, Симона к тому времени родила своего первого ребенка. И тогда она решила написать историко-приключенческий роман. К делу начинающая писательница подошла очень добросовестно.

Симона и Всеволод три года проработали в библиотеке Версаля, изучая исторические материалы, посвященные истории XVII века. Работа распределялась так: Симона изучала материал, строила сюжет и фабулу, составляла план, писала текст, а Всеволод заботился об историческом материале и консультировал её. Первая книга получилась объёмной — 900 страниц. Книга увидела свет в 1956 году. Из-за большого объема её издали в двух томах. Первый получил название «Анжелика, маркиза ангелов», а второй — «Путь в Версаль». Отправив ещё в 1953 г. в издательство свою первую книгу об Анжелике, Анна Голон получила категоричный ответ: «Читатель должен верить, что к написанию книги причастен мужчина. Его имя будет выглядеть серьёзней». Симона была не против, но Всеволод дал своё согласие не сразу. Он резонно утверждал, что книгу написала Симона. Однако издатели настояли на своём, и псевдоним «Анн и Серж Голон» получил право на существование. В Германии же на обложках книг стояло только имя Анн Голон. За первыми томами последовали ещё четыре, причём развитие сюжета шло по заранее составленному плану.

А жизнь продолжалась. В 1962 году, когда из печати вышли шесть книг, у Анн и Сержа Голон было уже четверо детей. Семейная жизнь сложилась счастливо, как и творческое содружество — подтверждением чему служат тринадцать книг об Анжелике, ставших интернациональными бестселлерами.

Литературное агентство, которому Анн продала права на «Анжелику», пользовалась ими, как своими собственными. Издатели, думающие лишь о коммерческой выгоде, позволяли себе нещадно изменять и резать тексты без согласия автора. Агент игнорировал просьбы Анн Голон согласовывать правки и ни в какую не соглашался заменить изображение распутной девицы, красующейся на обложке книги, на более глубокий и порядочный образ героини.

Пока автор пыталась вести бессмысленную борьбу с литагентством, Европу буквально захлестнула волна «анжеликомании»: только за первые две недели продажи в Германии «Анжелика» разлетелась двухмиллионным тиражом. Вот только Анн Голон даже не подозревала об этом… Несмотря на сумасшедший успех произведения, она получила мизерный гонорар. Оказалось, что книги печатались без соблюдения авторского права, как если бы Голон умерла полвека назад.

Аналогичная ситуация сложилась и в СССР. Достаточно привести такой пример: только в 1991 году было незаконно продано около 20 миллионов книг, которые не принесли писательнице с мировым именем ни копейки.

Помочь матери выяснить истинное положением дел по вопросам нарушения авторского права взялась дочь писательницы Надин. В 1991 г. от имени Анн Голон она возбудила дело против литагентства. В декабре 2004 года Анн Голон выиграла процесс – теперь права на «Анжелику» принадлежали только ей. Друзья помогли Анн и Надин создать своё собственное литагентство, которое сейчас занимается всеми правами на всемирно известную серию, борется с литературным пиратством и на законных основаниях строит отношения с новыми партнерами.

Шестая книга закончилась прибытием Анжелики в Америку. Действие происходило в штате Мэн, где находились поселения французских, английских и голландских колонистов, и в Канаде. И вот семья Голонов отправилась в США и в Канаду, чтобы собрать там материал для новых книг. Они прожили там несколько лет и собрали немало интересных сведений. Серж Голон напряженно работал как художник, занимаясь также химией красок.

Анн успешно трудилась над продолжением цикла. Вышли романы «Анжелика в Новом свете», «Искушение Анжелики». В 1972 Анн завершала роман «Анжелика и демон», Серж готовил очередную выставку своих работ, которая должна была состояться в Квебеке, куда и отправилась семья. Однако через несколько дней по приезде Серж неожиданно скончался, не дожив до своего семидесятилетия.

Всю жизнь писательница мечтала восстановить справедливость и познакомить читателей с истинной историей Анжелики. Она постоянно работала над обновленной версией книг об Анжелике. «Это моя кислородная маска», — так говорила  писательница о своем любимом детище.

Анжелика 1

Роман «Анжелика» — первая часть знаменитой историко — авантюрной эпопеи о головокружительных приключениях Анжелики де Сансе де Монтелу, прекрасной покорительницы сердец, и её капризной, преисполненной коварных сюрпризов судьбе

Анжелика 2

Второй роман историко — авантюрной эпопеи повествует о приключениях Анжелики в трущобах парижского дна и изысканной роскоши двора Людовика XIV

Анжелика 3

Третий роман об Анжелики повествует о её отчаянной борьбе за жизнь и за восстановление честного имени невинно казнённого мужа

Анжелика 4

В четвёртом романе  об Анжелики рассказывается о её приключениях в Марокко

Анжелика 5

События романа «Бунтующая Анжелика» происходят в глухих лесах Франции, где зреет восстание гугенотов против беспощадной власти короля

Анжелика 6

В поисках своего мужа Анжелика предпринимает полное опасностей путешествие к берегам Америки

Анжелика 7

Освоение Нового Света сопряжено с многочисленными трудностями: схватки с индейцами, укрощение дикой природы, холод и голод. Но Анжелика, несмотря ни на что, и в седьмом романе остаётся всё такой же прекрасной и манящей мужчин

Анжелика 8

Все дерзновенные замыслы и надежды Анжелики и её мужа Жоффрея де Пейрака в восьмом томе связаны с Канадой. Колонистам французам, англичанам, испанцам то и дело приходится вступать в неравный бой с суровой природой, отражать набеги индейцев, преодолевать религиозные предрассудки

Анжелика 9

 Маленькая французская колония в Новом Свете процветает, благодаря предприимчивости и богатству Жоффрея де Пейрака. В Париже возник заговор, имеющий целью покончить с Жоффреем. За дело берётся коварная, порочная женщина, которую называют Дьяволицей. Об этом — девятый роман

Анжелика 10

Прекрасная и отважная, обольстительная и решительная. Знатная дама и разбойница. Мстительница и авантюристка. Возлюбленная и жена. Такова Анжелика, самая знаменитая книжная героиня XX века. История приключений Анжелики покорила весь мир. Фильмы, снятые по романам о ней, пользовались — и продолжают пользоваться — бешеной популярностью. Миллионы женщин с замиранием сердца следят за крутыми поворотами судьбы графини де Пейрак, вместе с ней рискуют и страдают, любят и дерзают, смело бросаются навстречу опасностям и не теряют надежды на счастье…

Анжелика 11

В одиннадцатом томе Анжелика зажигает уже в Канаде

Анжелика 12 1

В двенадцатом томе Анжелика вся в надеждах: без погони за любовью не было бы и всего сериала

Анжелика 13

Триумф Анжелики не значит конец сюжета. Будь во времена супругов Голон компьютеры, они успели бы написать ещё столько же томов о своей любвеобильной героине 

Об историческом фоне в серии любовных романов «Анжелика» 

Далеко не часто уделом любовного романа в поджанрах исторического и приключенческого становится быстрое и столь широкое распространение книги, как это случилось с романом французских писателей Анн и Сержа Голон «Анжелика». Романтическая героиня далекого XVII века давно завоевала внимание миллионов читателей. Многотомный роман, повествующий обо всех перипетиях захватывающей судьбы Анжелики, вышел в переводах на иностранные языки в сорока девяти странах мира. Секрет успеха «Анжелики», видимо, кроется не только в самой привлекательности данного жанра, а, скорее, в красочности отображаемой эпохи, в остроте занимательного сюжета, в увлекательном и лёгком историко-приключенческом  повествовании, традиции которого восходят к Александру Дюма.

Авторы романа не только обращаются к веку «Трёх мушкетёров», но во многом стремятся повторять приёмы сюжетного построения, прославившие их создателя. Здесь та же увлекательность фабулы, тот же пёстрый калейдоскоп изменчивых судеб, неожиданных взлётов и внезапных крушений, те же роковые заговоры, хитроумные интриги и чудовищные преступления. Как и у Дюма-старшего, тайный замысел зреет в тиши министерского кабинета и находит своё продолжение в дворцовых палатах, в действиях наёмных убийц, в зловещем сговоре судейских чиновников.

К чести авторов «Анжелики», следует указать, что их поле зрения несравненно шире, чем у Дюма. Они ведут рассказ не только об оскудевшем французском дворянстве, но и о деревне, о крестьянах, о Париже и его рядовых обитателях, о преследованиях католиками гугенотов, о столкновениях передовой научной мысли со схоластическим мракобесием и фанатизмом.

Но несмотря на большую широту кругозора, демократический интерес к жизни простых людей Франции и горячее сочувствие к опальному свободомыслию весьма религиозного века, авторов «Анжелики» крепко связывает с прославленным романистом настойчивое пристрастие к затейливому сюжету, к такой сложной приключенческой фабуле, которая ведёт читателя от одной острой ситуации к другой, ещё более острой и запутанной. И разумеется, чрезмерное напластование необычных приключений, обилие захватывающих дух драматических сцен обеспечивает книге огромный успех у широкого читателя.

Однако порою в жертву увлекательности повествования приносится правдоподобие происходящего. Ради заманчивых эффектов запутанной интриги авторы вынуждены иногда пренебрегать достоверностью фактов, составляющих ткань исторического романа, тем, что является исторической правдой.

И в данном случае сам собой всплывает вопрос о законном и желательном взаимодействии между историческим романом и исторической наукой, далеко не новый вопрос о тех границах, в которых правда истории должна удерживать полёт творческой фантазии романиста.

В своем историческом труде «Век Людовика XIV» (век, которому посвящён и данный роман) великий Вольтер резко восставал против смешения литературы и истории, против искажения исторической действительности и её подчинения вымыслу художника. Столь же страстно Вольтер протестовал и против того, чтобы история народов и стран, история нравов и культуры подменяется историей королей и полководцев, трескучим перечнем завоеваний и батальных триумфов.

Столетием позднее другой французский классик выразил в своеобразной формуле своё отношение к изображению прошлого: «В истории для меня самое главное — анекдот». Словно «анекдот» употреблено здесь, конечно, в его старинном значении, речь идёт о сжатом изложении какого-то небольшого, но яркого факта. Слова эти принадлежат Просперу Мериме — автору блестящей «Хроники времён Карла IX», поразившему нас правдивым и мастерски точным воссозданием как духа, так и бытовых деталей отдалённой эпохи. Для Мериме главное — деталь, факт, случай, ситуация — та найденная в пыли забвения драгоценность, в волшебном фокусе которой скрещиваются лучи, влекущие от тени к свету наиболее характерные, подчас уродливые, но всегда подлинные и определяющие явления эпохи. И не случайно именно подбор подобных «анекдотов» сделал Мериме самым достоверным бытописателем трагической годины религиозных распрей. Тезис Мериме обязывал писателя тщательно и неутомимо отыскивать характерные черты и приметы времени. Верный данному требованию, художник-бытописатель Мериме доказал полную возможность гармонического примирения художественного вымысла и исторической правды.

Частичное влияние Мериме, как, впрочем, и Гюго, сказалось и на «Анжелике». Оно проявилось и в интересе к жизни различных слоев французского общества, и в богатой россыпи тех самых «анекдотов», которые отображают быт, психологию, верования и предрассудки подданных Короля-Солнце.

На страницах романа оживают разноликие уголки Франции с их своеобразным пейзажем, населяющие их люди со своими заботами и думами. Неприметные детали обстановки, живые диалоги сельских жителей, парижан и провансальцев доносят до нас неповторимое дыхание эпохи. Тонко передаётся местный колорит в описании родного края Анжелики — зеленых полупустынных, болотистых просторов Пуату, где речные заводи и узкие каналы врезаются в заросли густого кустарника, где влажный воздух и пьянящие ароматы боярышника и лесной ягоды, смешиваясь с болотными испарениями, слегка кружат голову.

Лишь несколько скупых, выразительных строчек рисуют Нотр-Дам-ла-Гард — старинный собор в Пуатье, но краткое это описание сродни мгновенно промелькнувшему полотну картины. Читатель словно бы видит, как бледные лучи заходящего солнца вдыхают жизнь в каменные цветы церковного орнамента.

В облике старого Парижа, совсем не парадном, а именно будничном, повседневном, ощущается и местный колорит, и историческая достоверность: загромождённые лавки, шумные мосты и берег Сены с её пристанями — лесной, сенной, хлебной, винной,   где лежат штабеля брёвен, пирамиды бочек, целые бастионы мешков и вокруг снуют деятельные оборванцы…

В ткань романа не раз вклиниваются небольшие рассказы, не связанные с основной сюжетной линией. Но именно в них заключена бытовая правда, подлинная повесть о жизни простых людей XVII века. Непроглядный мрак безлунной летней ночи, когда ускользнувшая из замка маленькая Анжелика со своим деревенским приятелем Никола отправляется на ловлю раков, внезапно озаряют огненные сполохи, отразившиеся в воде. Зарево пожара и приглушённые расстоянием стрельба и вопли разрушают идиллию. Это банды возвращавшихся с войны наёмников и грабителей напали на деревню, оказавшуюся на их пути, оставляя после себя сожжённые, разграбленные хижины, убитых крестьян, изнасилованных женщин и девочек-подростков.

Бытовой правдой дышит и описание деревенской свадьбы, венчания в сельской церквушке, танца молодёжи на весеннем лугу и задорной, искристой фарандолы, срывающей с места и старых и малых своим звенящим хороводным ритмом. Верными штрихами передана обстановка свадебного пира, убедившего Анжелику, что отец невесты, крепкий хозяин, деревенский кабатчик дядюшка Салье, пожалуй, побогаче своего знатного сеньора и, уж во всяком случае, с большей уверенностью встречает завтрашний день, чем мессир барон де Сансе, отец Анжелики. Так резким контрастом картин воссоздаётся одна из трагических страниц истории французской деревни.

Сцена простодушного и искреннего деревенского веселья полярно противоположна картинам светских увеселений, в которых назойливый церемониал и жеманная вычурность заученных движений не оставляли места беззаботной радости, а обязательность почти каждодневных праздников превращала их в приевшуюся и утомительную процедуру.

Ветхое родовое гнездо баронов де Сансе изображено красками, напоминающими Вальтера Скотта и Теофиля Готье. В конце тинистого, обмелевшего рва возвышается серый, замшелый, подслеповатый замок, жалкое запустение холодных, продуваемых ветром залов, потрескавшиеся плиты пола, прикрытые подгнившей соломой, мыши, скребущиеся за панелями стен, скупой свет плошек и огарков в нескольких жилых комнатах, очаг, к которому по вечерам жмутся и господа, и слуги, и собаки…

Прямой противоположностью запущенной обители баронов де Сансе является утопающий в зелени нарядного парка дворец их кузена маркиза дю Плесси де Белльер — великолепное творение итальянских зодчих XVI века, поражающее простотой и легкостью архитектурных линий, портиками и воздушными арками, оплетёнными вьющимися гирляндами цветов. Но владельцы этой роскошной усадьбы редко наведываются в свою вотчину, предпочитая жить при дворе.

Два столь различных замка олицетворяют собой несходные судьбы двух слоев «благородного сословия» Франции — оскудевшего провинциального дворянства и осыпаемой королевскими милостями придворной знати. Тем самым открывается тема, представляющая собой как бы средоточие всего романа, его внутреннюю сердцевину. Речь идёт о сложной проблеме господствующего класса, о его экономическом и социальном положении в пору разложения феодализма, о военно-политической роли французской знати и дворянства, об их взаимоотношениях с монархией, обретающей после временных испытаний Фронды небывалое могущество.

Ещё более выразительно характеризуют провинциальное дворянство и придворную знать сами обладатели этих замков. Их облик, привычки, быт, их воззрения и, наконец, их собственные суждения воспроизведены в романе сочно и правдиво.

Отец Анжелики, барон де Сансе, — всегда в поношенной, затрапезной одежде, его гнетут вечные заботы о большой семье и недостаток денег. В тщетных попытках свести концы с концами обедневший барон обращается к разведению мулов. Как и всякая хозяйственная деятельность, это занятие считалось недостойным дворянина. Единственным спасением представляется получение королевской пенсии и должности для сына, которых злосчастный барон пытается добиться с помощью кузена — маркиза дю Плесси.

Этот последний олицетворяет собой знать переходной поры, уже жившую на подачки двора, но все ещё проникнутую пережитками сепаратизма. Диалоги двух кузенов — жалобы-просьбы разорившегося барона и поучения-отповеди чванного маркиза — интересны своей убедительной достоверностью и почти документальной точностью. Они ярко отображают различия в жизненном укладе и социально-политических воззрениях, характерные для оскудевшего провинциального дворянства и придворной знати.

Хроническая нехватка денег, повергающая в ужас старого барона, — сущие пустяки по сравнению с ежегодным дефицитом в 150 тысяч ливров, который знатный маркиз переносит вполне спокойно. И доход от его обширной вотчины, и 40 тысяч ливров годовых, положенные маркизу как камергеру короля и полковнику, никак не покрывают расходов этого вельможи. Перечень этих расходов говорит сам за себя: содержание полка, который пришлось навербовать, чтобы шестнадцатилетний сын маркиза мог стать полковником, траты жены маркиза на туалеты, особняк в Париже, резиденция в Фонтенбло, переезды вслед за двором, приёмы гостей, обновление гардероба и экипажей, жалованье прислуге…

И столь типичный для королевского приближенного баланс семейных доходов и расходов, и прозвучавшая в устах маркиза презрительная реплика: «Трудолюбие! Фи, какое низменное слово!» — ясно отражают и образ жизни аристократических тунеядцев, и вместе с тем глубочайшее их убеждение в том, что бог, закон и вековой обычай дают им невозбранное право расточать и проматывать средства, созданные трудом простых людей Франции.

Преподанный маркизом и бесполезный для его собеседника урок практической мудрости дополняется уроком политической мудрости, не менее типичным для воззрений придворных кругов.

Весть о том, что после долгожданного Вестфальского мира (венчавшего Тридцатилетнюю войну) надвигается новая война, ничуть не взволновала маркиза. Главное, по его мнению, в том, чтобы находиться в лагере тех, кто ведёт войну, но ни в коем случае не оказаться среди тех, кто от войны страдает.

Так, мимоходом, вскользь брошенной фразой точно формулируется волчье кредо дворян-завоевателей, убеждённых в том, что, сплотившись под королевским штандартом, став частью могущественной армии, они окажутся не жертвами войны, а, напротив, теми, кто вместе со славой, чинами и наградами пожнёт на полях сражений обильную жатву.

И в то же время маркиз дю Плесси, как и многие люди его круга, далёк от всякого патриотизма. Живя за счёт королевской казны, он продолжает взирать на политические события сквозь призму отживших феодальных представлений. Он не сомневается в том, что знатный сеньор вправе связывать себя вассальными узами и политическими обязательствами не только с французским королем, но может вести тайный торг с любым иноземным государём. Он без тени возмущения рассуждает о военной и денежной поддержке, которую враг Франции, испанский король Филипп IV, предлагает французскому принцу Конде и французскому маршалу Тюренну, главарям мятежного движения Фронды. Возникновение Фронды маркиз объясняет тем, что чиновники парламента (высшего судебного учреждения Франции) возомнили себя в споре о налогах защитниками народа, для которого баррикады — истинное развлечение, а не в меру активные дамы-аристократки просто обожают всякие заговоры, в результате чего Париж превратился в бурлящий котёл.

В истории Фронды обычно различают два потока событий: «Фронду парламентскую» и «Фронду принцев». Однако в ней участвовали не две, а три силы. Именитые и состоятельные чиновники парижского парламента не мирились с новыми разорительными налогами и с особым ожесточением противились поборам, фактически лишавшим их наследственных доходных должностей. Несовершеннолетие короля, общее недовольство податным гнётом, непопулярность первого министра — итальянца Мазарини — и, наконец, разлад между парламентом и королевой-регентшей — всё это открывало дорогу выступлениям высокородных принцев, их алчности и честолюбию.

Но была и третья сила — подавленные нуждой и бесправием народные массы. Парламентские дельцы сумели выдвинуть решительную программу преобразований именно потому, что нашли опору в активности разгневанных масс. Кульминацией Фронды стал день, когда труженики Парижа воздвигли на улицах столицы 1200 баррикад. И парламентские чиновники, и даже кое-кто из принцев крови пытались в узких, своекорыстных интересах использовать революционную энергию масс. Они видели в народе не союзника по борьбе, а лишь слепое орудие их собственных замыслов. Но в ходе событий народ вышел из повиновения. Для заправил движения он оказался уже не послушным и полезным, а сокрушительно опасным орудием. Недаром в 1652 году плебейские массы Парижа, ворвавшись в ратушу, перебили там ненавистных парламентских и муниципальных чиновников. Затянувшаяся Фронда привела к разорению страны и показала её зачинщикам полную бесперспективность дальнейшей борьбы, а стало быть, неизбежность компромисса с королевской властью.

Фронда, по мнению авторов романа, пришла к концу, так как все участники обессилели в борьбе. Это-де дело прошлого, однако «достаточно малейшего ветерка, чтобы тлеющий огонёк вспыхнул ярким пламенем» Значение Фронды здесь явно переоценивается. Эти слова произносит адвокат Дегре летом 1660 года. Разумеется, в то время, когда Людовик ещё не вошел в полную власть, никто не мог знать, как пойдут события дальше, и, конечно, современник событий не в состоянии был предвидеть оценку, которую Фронде дадут в XX веке. На фоне трагедии гугенотских войн Фронда выглядит зловещим фарсом последышей феодального сепаратизма. Не в пример гугенотским повстанцам XVI века фрондировавшие принцы даже не помышляли о сокрушении монархии. Не имея ни политической цели, ни общей программы, они действовали порознь, как военные авантюристы. Гугенотские войны XVI века шли под знаком соперничества де Гизов и Валуа. Де Гизы отнюдь не помышляли о свержении монархии, не хотели они и феодальной раздробленности, они сами пытались занять престол и править страной. В XVII веке во время Фронды претендентом являлся, например, брат Людовика XIII Гастон Орлеанский. Другие стремились ограничить власть Мазарини. Однако нельзя не обратить внимания на совпадение по времени Фронды и английской буржуазной революции. Глядя на события в соседней стране, французы не вправе были недооценивать всё, происходившее дома. Сражаясь то под королевским знаменем, то против короля на деньги иностранного государя, каждый из них пытался в мутной воде неурядиц выловить наибольшие выгоды для себя лично.

Фронда была не зарницей, предвещавшей новые пожары, а угасавшим отблеском прежних мятежей. В наступившем шестидесятилетнем безветрии единоличного правления Короля-Солнце погасло даже всякое тление оппозиционности.

В отличие от средневековья, когда «рассеяние суверенитета» выражалось в том, что его носителями выступали сеньоры — властители феодальных полугосударств, середина XVII века ознаменована небывалой концентрацией власти. Королевское правительство окончательно и безраздельно подчиняет себе все провинции страны, все отрасли управления. Наступает полное торжество классического французского абсолютизма. И его олицетворением становится уже не первый министр, как было при Ришелье и Мазарини, а молодой Людовик XIV, который вознамерился не только царствовать, но и управлять, и после смерти Мазарини сам взял на себя роль первого министра. За несколько лет до смерти Мазарини, ещё в 1655 году, на заседании парижского парламента внезапно появился юный король. Он примчался из Венсенского леса в охотничьем костюме, для того чтобы в самой резкой форме запретить в парламенте всякое обсуждение изданных королём эдиктов. Именно там и именно тогда с уст короля сорвалась запальчивая фраза: «Вы напрасно думаете, будто государство — это вы!.. Нет, государство не вы, а я!» В дальнейшем эти случайно обронённые слова были превращены в государственно-правовую догму абсолютизма.

На протяжении многих столетий нашей эры история европейских государств не знала государя, который обладал бы такой безграничной полнотой власти, вызывал бы такое раболепное преклонение, доходившее почти до обожествления.

Большая часть весьма долгого правления этого государя (его царствование длилось с 1643 по 1715 г., а единоличное господство — с кончины Мазарини, то есть с 1661 г.) стоит под знаком военных и дипломатических успехов и является периодом преобладания Франции не только в межгосударственных отношениях, но и в сфере культуры — литературы и искусства.

Решение загадки необыкновенного могущества короля, разумеется, нельзя видеть в личных качествах Людовика, который отнюдь не был гением. И хотя он являлся человеком крепкого, волевого чекана и, бесспорно, высокой работоспособности, вдумчивые биографы справедливо дают скромную оценку его умственным способностям и талантам. Но даже обладай король Людовик гениальностью, это не могло бы служить объяснением происшедшей во Франции политической метаморфозы.

Её причины неизбежно должны были корениться в неумолимых процессах внутреннего развития, постепенно преображавших жизнь страны. Быстрое утверждение неограниченного полновластия Людовика XIV только на первый взгляд стоит в вопиющем противоречии с духом мятежных десятилетий, предварявших его возвышение. Скорее наоборот: знать, дворянство, горожане, вся истомлённая неурядицами Франция увидели в сильном монархе «носителя порядка в беспорядке» (Энгельс).

Подобострастное преклонение перед королём явилось итогом всей вековой эволюции господствующего класса, выражением его социальной психологии.

Во Франции крупные и мелкие сеньоры давно отказались от ведения самостоятельного хозяйства. Та неизменная рента, которую они получали от крестьян, по мере обесценения денег понижалась в своем реальном значении. К середине XVII века она покрывала не более 25-30 процентов бюджета дворянской семьи. Но обедневшие владельцы потускневших гербов по-прежнему с презрением отвергали всякую мысль о труде, о деятельности, несовместимой с потомственной честью воина-дворянина.

Дюма не выдумал д’Артаньяна. Он лишь дал имя и поднял на котурны приключенческой романтики нищего и высокомерного, легкомысленного и храброго дворянина, подобного тысячам, десяткам тысяч таких же, как и он, провинциальных дворян, гонимых нуждою под королевское знамя. Дюма не выдумал д’Артаньяна, поскольку человек с таким именем существовал, и, более того, сделал успешную военную карьеру. Разумеется, реальный Шарль де Батц д’Артаньян имел мало общего с литературным персонажем, но некоторые эпизоды, в частности, история ареста Фуке, — достоверны. Их должна была кормить война, служба в войске или при дворе. То, чего уже не могла дать дворянину его сеньоральная рента, отныне должна была дать рента централизованная. Рядовые дворяне, а следом за ними и знатные сеньоры увидели единственное спасение в том, чтобы мощный насос королевской казны бесперебойно выкачивал средства из города и деревни, и за счет этих средств на покорно склонившиеся перед королем-кормильцем и повелителем головы вельмож и дворян день за днём изливался благодатный дождь щедрых подачек. Разорённое падением сеньоральной ренты, отрешившееся от всякой хозяйственной роли, презиравшее труд и скованное сословными предрассудками «героической лени» (Маркс) дворянство не только было обречено на обязательную службу при дворе, но и скатывалось до неизбежного прислужничества королю; двор, казна и войско отныне олицетворяли собой кормушку, защиту привилегий и надежды на успешную карьеру.

Авторы романа пытались показать, что перед дворянской молодежью открывались иные пути и возможности. Старший брат Анжелики, убегая в Америку, признаётся сестре, что ему стыдно своих привилегий и чужбина манит его именно потому, что там он сможет с пользой применить свои силы. Младший брат Анжелики Гонтран, порвав со всеми семейными традициями, становится подмастерьем цеха бродячих художников. К сожалению, оба брата Анжелики лишь литературные образы. В исторической действительности XVII столетия они могли представлять редчайшее исключение. Их поколение было прочно связано паразитическим чванством и сословными предубеждениями.

Сухие протоколы парижского суда повествуют о молодом дворянине, которому бедность мешала иметь слугу. Поздним вечером, в непогоду и дождь он, вооружённый, подстерегал случайного прохожего и под дулом пистолета вел его к себе. Там он отдавал своей трепетавшей от страха жертве три приказания: «Стащи сапоги!», «Постели постель!», «Убирайся вон!». Герой судебной хроники мог промокнуть до костей на своём посту, но никак не мог улечься спать, подобно жалкому ремесленнику, без слуги. В неправдоподобном уродстве этого подлинного факта, как в капле воды, отразилось всё убожество социальной психологии дворянства. Но убожество это имело свои глубокие истоки и свою необоримую вековую силу. Дворяне и знать всех рангов стремились служить в королевских полках, а если удастся, состоять при дворе, посещение которого было первым условием успеха. Однажды Людовику XIV доложили, что некий маркиз убит солдатской бандой. Повторив имя маркиза, король пренебрежительно заметил: «Это, видимо, был ничтожный человек. Я ни разу не видел его при дворе!»

Ещё Гегель заметил, что история, повторяясь, пародирует трагедию в фарсе. Яркий тому пример — род принцев Конде. Конде — полководец гугенотских войск в XVI веке — был близок к тому, чтобы ниспровергнуть монархию и вернуть Францию к феодальной раздробленности. Другой Конде в годы малолетства Людовика XIII обнажил шпагу мятежника лишь для того, чтобы снова вложить её в ножны после получения даров короны. В детские годы Людовика XIV «великий Конде» (тот самый, что и в романе) прославил себя победами при Рокруа и Лансе. Во главе королевских войск он осаждал восставший Париж. Позднее, как один из участников «Фронды принцев», он повёл против Франции испанские полки. Арестованный, прощённый, затем заочно приговорённый к казни, снова прощённый, он в 1659 году, смирившись, поспешил преклонить колени перед Людовиком XIV и с той поры, как уверяет Сен-Симон, стал «самым низким из придворных» короля. Но сын его превзошел отца в угодливом подобострастии. За дверью королевской опочивальни он облюбовал крышку сундука, чтобы, заняв ночью эту исходную позицию, утром ранее других придворных оказаться перед благосклонным взглядом монарха, сулящим милость или подачку, первым приветствовать Короля-Солнце! Судьбы нескольких Конде лишь отражают закономерную эволюцию дворянства и знати.

Отрывок из книги «Триумф Анжелики»

«Жоффрей де Пейрак отмечал про себя, что даже в досаде Анжелика выглядит изумительно.
Это ему нравилось.
Она была такой, как была.
Король ожидал её. В своём дворце в Версале король мечтал о ней.
Осыпаемый почестями, окружённый блестящей свитой, самый могущественный монарх Вселенной не оставлял тайного, но настойчивого намерения добиться — терпеливо ожидая или величественно приказав — чтобы Анжелика однажды оставила мрачные и холодные края Америки и вновь заблистала при его дворе.
Здесь же, недалеко от Сагенэ, на северных границах дикой природы, вождь ирокезов Уттакевата, в традиционном уборе из перьев и разукрашенный яркими индейскими узорами, часто беседовал с Жоффреем де Пейраком. Этот непримиримый враг Новой Франции посвящал свободные от битв часы рассказам о той, кого звал Кава, немеркнущая звезда, и призывал своих воинов в свидетели в том, что эта женщина выходила и излечила его от ран, полученных в Катарунке, после того как спасла его от ножа абенакиса Пиксаретта, смертельного врага.
Самое важное — заключение перемирия с губернатором Фронтенаком — казалось уже было достигнуто, а возле костров из рук в руки переходили трубки мира и звучали длинные повествования, в которых Анжелика, эта грациозная и очаровательная, но опечаленная женщина, что шагала сейчас рука об руку с ним, выступала, как легендарная личность.
А между этими противоположными полюсами — королём Франции в далёкой Европе и индейским вождём, поклявшимся истребить всех французов Канады, Жоффрей де Пейрак мог бы поместить огромное число мужчин — принцев и бедняков, одержимых и послушных, покорных и отчаявшихся; все они, хоть раз встретившие на пути Анжелику, сохранили о ней память как о ярком огне надежды, вспыхнувшем в их безрадостной жизни. Её красота, музыка её голоса, само её присутствие изменяли судьбы других людей.
Однако, все эти восторженные поклонники были бы весьма удивлены и озадачены, если бы знали, что в этом гордом, бесчувственном, ветреном сердце живёт острая боль — маленькая одинокая семилетняя девочка, в зелёном чепце на волосах цвета меди, которая где-то далеко танцует ронду.
Разделяя её тоску, Жоффрей де Пейрак не думал подтрунивать над ней. Один подле другого, шагая бок о бок, они думали о сердечных муках, которые были постоянными спутниками в их бурной жизни, где на каждом шагу подстерегали опасности или решалось будущее.
Они вместе, думал он. Он всё время возвращался в мыслях к их разлуке во время кампании в Сагенэ, когда он был раздражён и подавлен.
Как же он мог несколькими годами раньше, — спрашивал он себя, — решиться оставить её зимой одну в Голдсборо, а сам со своими людьми отправился вглубь неизведанных земель? Это казалось ему сегодня абсурдным… Возле неё его жизнь озарялась.
Он ещё крепче обнял её.
Они поднялись на вторую палубу. Затем взошли на полукруглый балкон на корме «Радуги».
Закат окрашивал туман в розовые тона, но он был по-прежнему плотным и скрывал корабль густым облаком.
Уже три дня они стояли возле Тадуссака, в ожидании возвращения последних отрядов солдат и моряков с озера Сен-Жан. Они сопровождали мистассенов и типписингсов, которые не осмеливались спуститься по реке самостоятельно.
Однако, ирокезы исчезли. Они оставили Жоффрею де Пейраку «фарфоровое ожерелье», вампум, который означал «Мы не станем поддерживать войну с французами, пока они будут верны белому человеку из Вапассу, моему другу Тикондероге».
Получив это послание, граф тотчас же спустился к Сен-Лорану, горя от нетерпения при мысли о встрече с Анжеликой, которая должна была прибыть из Монреаля, где оставила Онорину в пансионе для светских детей при конгрегации Нотр-Дам. Он, должно быть, напрасно так усердно расспрашивал жену о судьбе маленькой девочки, потому что расстроил её.
Анжелика впала в глубокую меланхолию.
— Монреаль слишком далеко, — сказала она и уже жалела, что уступила просьбам Онорины, которая хотела стать пансионеркой, чтобы научиться, по её словам, читать и петь.
Как бы ни были самоотвержены монахини из конгрегации Нотр-Дам, их пансион слишком отличался от тех мест, в которых малышка выросла, она там будет страдать.
— Но что всё-таки заставило её принять решение покинуть Ваппассу? — вскричала вдруг Анжелика, очнувшись от забытья и устремив на Жоффрея страдальческий взгляд. — Она такая крошка, почему же она захотела расстаться с нами? Со мной, её матерью? С вами, её отцом, которого она обрела на другом конце мира? Она нас больше не любит? Разве мы не стали для неё всем?
Он с трудом удержался, чтобы не улыбнуться.
Здесь на палубе корабля, окутанного туманом, который вечер окрасил в золотистый цвет, он чувствовал себя эгоистом и был счастлив, потому что знал, что она ему безраздельно принадлежит. Он любил её детскую наивность, чистоту и искренность, присущую каждой матери; рождение ребёнка придаёт женщине неповторимое очарование юности, словно прежде она и не жила.
— Любовь моя, — сказал он после минутного раздумья, — неужели вы забыли о законах детской логики? Вспомните ваше детство… Разве не вы рассказывали мне, как в возрасте десяти или двенадцати лет вам захотелось уехать в Америку и как вы в компании маленьких бродяг отправились в это путешествие, даже не вспомнив о родителях, которых оставили, и об их печали и беспокойстве.
— Да, правда…
Встреча со старшим братом Жоссленом оживила её воспоминания. Она с удовольствием возвращалась в мыслях к тем временам, когда была маленькой Анжеликой де Монтелу. В её душе ничего не изменилось. Но, взглянув глазами взрослого человека на себя прежнюю, она поняла, какие хлопоты причиняла своей семье.
— Я думаю, — сказала она, — что я так жаждала приключений и свободы, что не отдавала себе ни малейшего отчета ни в том, как опасно это путешествие, ни в том, что это означает разлуку с семьей.
— А от маленькой Онорины вы ждёте понимания этого жестокого слова «разлука»? Она хочет идти своим путём. Лесные цветы у тропинок привлекают и манят нас, собирая их мы не задумываемся о том, куда можем зайти, и что от этого может измениться наша жизнь. Я помню себя подростком. Я всем был обязан матери: жизнью, здоровьем и особенно способностью ходить, пусть и прихрамывая.
Моим первым решением с тех пор как я встал на ноги было воспользоваться свободой передвижения и устремиться к морю, навстречу приключениям. Я дошёл до Китая. Там-то я и познакомился со святым отцом де Мобег. Мои странствия длились по меньшей мере три года, и я думаю, что не особенно обременял себя в течение этого времени заботами о том, чтобы доставить весточку в Тулузский дворец. Я бы сильно удивился, если бы мне сказали, что подобным поведением я причиняю беспокойство и боль матери, для которой я был всем. Кроме того я ничуть не сомневался в её любви ко мне, я чувствовал незримую связь между нами, поэтому, торжествуя над опасностями и пожиная самые лучшие плоды, я чувствовал, что ей известно всё о моих победах. И теперь, когда я думаю о бурных и блестящих временах моей юности, я понимаю, что тогда мне и не приходило в голову, что я её покинул.
Розоватое свечение погасло. Ветер гнал облака, обдувая их холодным дыханием. Откровенный рассказ, столь нехарактерный для Жоффрея, взволновал Анжелику, но какое-то беспокойство возникло в её душе по ассоциации с мыслями, связь которых ускользнула бы от её мужа. Ибо она не могла отделаться от назойливой мысли, что Сабина де Кастель-Моржа, предмет некоторой слабости Жоффрея во время их пребывания в Квебеке, была похожа на его мать. Жена генерал-лейтенанта Новой Франции, красивая француженка со строптивым характером, огненными глазами и прекрасной соблазнительной грудью, изъяснялась на певучем наречии лангедок — языке гасконцев. Анжелика смертельно ревновала не столько из-за того, что могло бы произойти между ними случайно, сколько из-за той тяги сына к матери, которую Сабина могла вызвать в нём. Это ранило сильнее. Она удивилась, что так легко обо всём забыла, будто сама обещала Сабине. Но она не любила, когда что-то ей об этом напоминало. И она была права, так как, закончив своё откровенное повествование, Жоффрей, следуя её мыслям, произнес:
— Кстати, удалось ли вам навестить чету Кастель-Моржа во время пребывания в Квебеке?
Анжелика вздрогнула и ответила немного сухо:
— Каким образом? Вам прекрасно известно, что они два года назад вернулись во Францию.
— Я забыл. У вас есть от них известия?
— Нет… Уж если ничего нельзя узнать о тех, кто остался здесь, то возможно ли что-то выяснить об уехавших? Квебек опустел. Все сражаются. Я никого не видела в этот раз. К тому же вас не было рядом, и это было самым ужасным.
Он обхватил её сильными руками. От него не скрылась её нервозность, которую он заметил сразу же после её прибытия. Её причиной могла быть только Онорина. Анжелику что-то огорчало или тревожило, он это почувствовал в первый же вечер. Он знал, что она всё расскажет, позже, как только это будет необходимо.
Она склонила голову на его плечо.
— Без вас жизнь потеряла бы очарование. Я вспоминаю наше прибытие в Квебек. Сейчас мне непонятен мой страх перед теми рамками, в которые поставило меня положение супруги графа де Пейрак. Я вновь задумалась об этом, вспомнив о маленьком домике в Виль д’Аврэ. Почему мне так нужно было уединиться, чувствовать себя свободной?
— Я думаю, что вы боялись сделаться королевой целого народа авантюристов, который в темных лесах и на страшных речных прогорах требовал от вас внимания день и ночь, народ, которому вы преданы душей и телом; зимой и летом вы лечили больных, перевязывали раненых, поддерживали павших духом… Я это понимаю и склоняю голову перед вашей силой и вашей слабостью. По приезде в Квебек вы могли бы вести более приятную жизнь. Перед вами была иная важная цель. Вы приняли решение, которое было необходимым, и о котором я бы и не подумал, будучи не осведомлен о том, что от вас требуется. Возвращение к соотечественникам значило для вас как вызов, так и необходимость покорить их сердца. Для этого вам требовалось восстановить силы и отдохнуть. И, наконец, вас пугало, возможно, то, что ревнивый супруг взвалит на вашу шейку ярмо своей жестокости.
— Нет, я, напротив, хотела, чтобы вы принадлежали мне ещё больше, и чтобы мы оставались наедине не только среди боев или политических столкновений, как это было последнее время.
— Вы стократ правы, и это прекрасно. Нас разделяло столько досадных мелочей, к тому же мне очень не нравилось ваше стремление к свободе, моя прекрасная дикая птичка. А вы с вашей тонкой натурой угадали, что ни вы, ни я не из тех, кого можно заключить в рамки условностей, существующих в светском обществе. Это общество посягало на нашу любовь, его нужно было покорить; и вот вы предоставляете мне свободу, тем самым показывая, как мной дорожите и испытывая мою верность.
— А вы воспользовались данной свободой, месье?
— Не больше чем вы, мой ангел! — ответил он с небольшой усмешкой.
И с этими словами он наклонился и приник губами к её шее, возле самого плеча.
Дыхание Жоффрея, его властный, нежный и алчный поцелуй изгнали из сердца Анжелики ту горечь обиды, что время от времени и без причин возникала между ними. После стольких лет счастья час правды не означал более ничего. Она не могла этому сопротивляться. Все плохое рушилось и рассыпалось в прах. Чудо желания, которое никогда не затухало, этот божий дар, который они хранили и который не раз спасал их от разрыва, ещё раз напомнил им, что во всех бурях, которые одолевали их, стараясь сбить с пути, оставалось лишь одно чувство. Они знали, что он без неё и она без него не смогут выжить. Для неё он был всем. Она для него была недосягаемой звездой и предметом стремлений.
И вот так, скрытые во мраке ночи на реке, среди тумана, поцеловавшись лишь один раз и потерявшись в его очаровании, то тайном, то жадном, выражавшем тысячи невыразимых, необъяснимых вещей, доверительные беседы и крики, или любовные мольбы или самозабвенные признания. Встав на этот путь, более изысканный и более правдивый, чем любое произнесённое слово, они покинули этот мир с его мелочными интригами и жалкими сражениями гордости и уязвленной добродетели, которые привлекают скорее побеждённых, чем победителей и наносят раны скорее неизлечимые, чем лёгкие.
Так они и стояли, зная, что не нужно ничего объяснять, и ни в чём извиняться.
Где-то внизу на воде раздался плеск вёсел; это заставило их очнуться от задумчивости. Луч фонаря приближался, пронзал мрак, и они увидели смутный силуэт лодки на шесть вёсел; она то появлялась, то исчезала в тумане.
— Кажется, я заметил человека в монашеской рясе. Возможно, это посланцы господина де Фронтенака.
— О Господи, ну почему мы не подняли парус немного раньше? — простонала она. — Хоть бы он на этот раз не позвал вас к себе на помощь. Теперь, когда моя жертва для Онорины совершена, мне хочется поскорее увидеть наших и наш чудесный дом в Вапассу.
Они слушали и различали в тумане, который надвигающаяся ночь окрашивала в голубой цвет, отзвуки голосов, скрип снастей и уключин. Отсветы рождались и тотчас же исчезали, словно им было не под силу сохраниться в этом мраке; всё, казалось, хотело погрузиться в темноту умирающего летнего дня, по-ноябрьски грустного.
— Что нам шлют из Квебека? Ещё один «пакет с неприятностями»?
Наконец очертания стали более чёткими, и из тумана проступили силуэты, которые неуверенно переступали через борт лодки и всходили на первую палубу.
Внезапно, Жоффрей сжал Анжелику в объятиях, крепко-крепко, как только мог, и поцеловал в губы так, что она чуть не задохнулась. Затем он её выпустил и отступил с молчаливой улыбкой.
Возможно он мстил этим надоедливым людям, которые, наверное, причинят им много хлопот и послужат причиной для новых стычек. Или, быть может, он хотел её подбодрить? Жоффрей тотчас же принял свой обычный небрежный и сдержанный вид капитана корабля.
Но Анжелика, с трудом сдерживая взрыв смеха, пыталась время от времени изобразить чопорность. Затем она откинула со лба непокорную прядь, которая всё время развевалась в порывах летнего ветра. Потом она, кашлянув, приняла наконец подобающий серьёзный вид и решилась пойти взглянуть на вновь прибывших.»
Здесь я привёл образчик жуткого перевода «Анжелики» на русский язык. Примерно таким языком переведены все 13 томов Анжелики. Читая эти причастные и деепричастные обороты в прямой речи, эти древнерусские «ибо» (во французском-то романе времён Фронды!), эти неточности и бессмысленности («они покинули этот мир» — это у горе-переводчика и редактора означает отнюдь не традиционное «умереть», а «Так они и стояли»)… — читая все эти нелепицы, российскому читателю не дано оценить по достоинству произведение Анн Голон.
Художественная ценность романа об Анжелике  (отрывок дискуссии с форума  http://wap.angelique.borda.ru )
(Текст привожу без изменений)Селена: Приветствую всех участников этого форума! С большим удовольствие читала многие темы. Та тема, в которой обсуждался вопрос жанра «Анжелики», близка к предлагаемой мною теме. Но, тем не менее, мне хотелось бы обсудить здесь роман с точки зрения вклада в литературу. Есть ли этот вклад? В чем он? Или его нет? В чем художественная ценность романа об Анжелике? Думаю, что логично было бы немного обозначить и понятие «художественной ценности», что оно в себя включает, и от этого исходить в оценке романа. Если предположить, что настоящее художественно произведение отвечает следующим требованиям: — наличие единой смыслообразующей идеи; — наличие психологически верных образов и их развитие; — новаторство в своем жанре, форме, содержании…, найдем ли мы в нашем любимом романе эти черты? Обещаю скоро выразить свое мнение на этот счет. Очень любопытно было бы узнать и ваше!

Ответов — 141, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 All

Селена: fornarina пишет: Обширный пласт поклонниц «Анжелики» в нашей стране — результат миллионных тиражей рубежа 90-х, когда «Анжелика» по недоразумению оказалась для наших бедных женщин каким-то откровением и секс-триллером:). Тем более в основном в плохих и покоцанных переводах, вполне добротного стиля оригинала не передающих. Ситуация прелюбопытная, но к литературному процессу отношение имеющая мало. А знаете, мне это напомнило такое явление как культовое кино. Мне кажется, что вполне это может быть применимо к такого рода литературе как любовно-приключенческая. В википедии есть такое определение культового кино: «это фильм, который, как правило, не имеет массовой популярности и успеха, но пользуется огромной популярностью в узком кругу преданных поклонников.» Там же цитируется какая-то газета: «Понимание культового фильма определяют следующие факторы: продолжительность воздействия, сила воздействия и притягательность. Повторный просмотр культового фильма не уменьшает его притягательности и привлекательности, и даже мы способны находить в нем нечто новое, открывать сюжет и героев в новом ракурсе. К таким фильмам поклонники возвращаются вновь и вновь в течение всей жизни, продолжая находить новые идеи и пищу для ума. Эти кинокартины способны воздействовать на огромную аудиторию зрителей, расширяя сферу своего влияния как в географическом, так и в социальном плане. Чувства, которые они пробуждают в нас, это просто одобрение, но и страсть, переживание и преданность.» Или вот про социальную значимость: «Слово «ку́льтовый» также может быть применено к произведениям искусства или их творцам, определившим образ эпохи, как характеристика социальной значимости и социальной действенности художественного творчества» Может, сильно я загнула. Но видится мне в этом какая-то сермяжная доля Девушки, а кто-нибудь знает, насколько читаема «Анжелика» у себя на родине?

Daria: Селена пишет: Поэтому я не вижу противоречия в том, что одно и то же произведение может иметь как художественную ценность, так и прикладное значение, развлекательность. Да, конечно, может. А может и нет. Скажем, Гойя был придворным живописцем, его задача состояла в том, чтобы писать портреты членов королевской семьи. Если портрет модели понравился — хорошо. Никто не вдавался в глубины искусства художника. А позже эти портреты признаны произведениями искусства, в музеях выставляются. Из музыки сравнения напрашиваются. Моцарт писал свои оперы и фортепианные концерты для того, чтобы развлечь знатную публику. А теперь его концерты и оперы — образцы музыкального совершенства. Про Дюма здесь кто-то писал, что он тоже публику развлекал своими романами-фельетонами, а сейчас их включают в классику. Можно писать всякие пустячки, а на выходе плучить шедевр, а можно целенаправленно замахиваться на шедевр, а получить черт знает что. Конан Дойль писал рассказы о Холмсе ради неплохих гонораров в одной газете и никогда серьезно не относился к этому своему персонажу, при этом лучшим своим произведением считая некий исторический роман о войне алой и белой розы, который давно уже никому не нужен в отличие от его бессмертного героя. 🙂 А у Дюма есть как великолепнейшие вещи, так откровенная ерунда. Т.е. я к тому, что равлекательность не равно посредственность, но и высоколобость тоже не равно шедевр. Дело не в форме, а в содержании. Селена пишет: Не прочитал и забросил — а прочитал и запомнил. Поэтому я и назвала его шедевром в своей развлекательно-приключенческо-терапевтической нише. Пациент скорее жив. И жить будет, я думаю Ну, конечно, скорее жив, чем мертв! С этим никто не спорит. 🙂 И среди прочих дамских романов, как Вы верно заметили, развлекательно-терапевтического значения, это и впрямь очень качественная вещь. Но при всем при этом это еще не повод ставить «Анжелику в один ряд с шедеврами мировой литературы. Это просто по сути разные явления. Селена пишет: Я тут задумалась сразу: а всякие майн риды, сабатини, дефо, верны и другие — это представители классики, они приобщают к высокому? Если классики, то какой? Место «Анжелики рядом с ними? Сложно так сразу сказать, особенно учитывая, что у одного автора могут быть совершенно разного уровня вещи. Хотя правда и то, что перечисленные авторы идут «на ура» в основном в подростковом возрасте, а дальше, как правило, уже не интересны. Так что книжки всякие нужны, книжки всякие важны. Но и адекватно оценивать объективную значимость той или иной вещи тоже немаловажно.

fornarina: Селена пишет: Насчет того, что к высокому не приобщает — это конечно, не ужасно. Я тут задумалась сразу: а всякие майн риды, сабатини, дефо, верны и другие — это представители классики, они приобщают к высокому? Если классики, то какой? Место «Анжелики рядом с ними? Дефо в другом ряду:). А «Анжелика» — нет, не в этом ряду. Приключенческая литература — это то, что с удовольствием и пользой для себя прочитывает нормальный подросток. А это дамский роман, причем, по моему глубокому убеждению, совершенно не чтение для девочки-подростка. Мужчина же в любом возрасте эту книгу читать за редким исключением не будет. Гендерная литература не становится классикой:). Селена пишет: не думаю, что эта книга исключительно для развлекухи :)) Нет, конечно, она, в отличии от фильма, задумывалась с идеями. Но они в основном устарели… Селена пишет: Девушки, а кто-нибудь знает, насколько читаема «Анжелика» у себя на родине? Я специально не спрашивала (а было бы интересно), но, помнится, вся это история с переделкой была затеяна на фоне полной потери популярности, хотя книжки (с которых Голон не получала дохода) продолжали издаваться. Последние книги были изданы мизерным тиражом и не переведены. Анн с Надин сочли, что это результат заговора (теней:))), а я вот думаю, что последние книги все же за пределами критики, это просто рыночно некудышный товар, а основная часть серии так и продавалась понемножку, как оно и должно быть. Я же говорю, это просто нормальная потеря популярности в связи со сменой конъюнктуры.

Olga: fornarina пишет: Но частью классической французской литературы эта серия не стала, а теперь и не станет по целому ряду причин. Просто такова реальность. Я тут наткнулась на публикацию на французском языке автора,к оторый пишет о женской сентиментальной литературе. Ну, думаю, сейчас про Голон уж начитаюсь, про кого как не про нее там писать! И что вы думаете, в достаточно длинной статье о ней всего один абзац вместе с Бенцони и еще каким-то неизвестным мне писателем. Сказано только про сексуальность героини (вероятно с точки зрения автора той статьи это и был вклад Голон в развитие французской сентиментальной литературы).

Olga: Daria пишет: У Голон же получилась парочка литературных идолов, которые сегодя на пъедестале, а завтра никому не нужны. Размышляя над этим все больше прихожу к выводу, что если в Анжелике еще присутствует какая-то самобытность, то де Пейрак в основном искусственно сделанный персонаж, собранный как пазл, как в одной песенке пелось, чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил… Daria пишет: Вполне возможно. 🙂 «Анжелика» будет представлять интерес для узких специалистов, как одно из культурных явлений 20 века, как Стефани Мейер с ее вампирами — 21-ого. На сегодняшний момент студенты могут учиться на новом издании как не надо издавать художественную литературу. В зоне особого внимания именно издательские элементы — предисловия, примечания, аннотации.

Olga: Daria пишет: И среди прочих дамских романов, как Вы верно заметили, развлекательно-терапевтического значения, это и впрямь очень качественная вещь. К слову вспомнилось, на форумах сугубо любовных романов, мне показалось, в топе в основном совсем другие писательницы и другие герои. Да и не только на форумах, вон про Нору Робертс, Лизу Клейпас пишутся литературоведческие статьи, изучается их творчество, а где же Голон?

Leja: Olga пишет: де Пейрак в основном искусственно сделанный персонаж, собранный как пазл, как в одной песенке пелось, чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил… 

Селена: Скажем, в 90-е годы «Анжелика» была популярной, как и все западное, а также как первоисточник фильма. А сейчас ее известность — это остаточное явление, она популярна среди тех, кто тогда был очень юн? Или это сугубо наше национальное явление: как-то особенно задевает эта история именно дам с территории бывшего СНГ? Другое у нас воспитание, устои, взаимоотношения с мужским полом?

Daria: Olga пишет: Сказано только про сексуальность героини (вероятно с точки зрения автора той статьи это и был вклад Голон в развитие французской сентиментальной литературы). Ну, если говорить именно о сентиментальной литературе, то в общем-то, так оно и есть. У Голон секс — своего рода ритуал. В отличие от большинства ЛР, где подробно описываются фантазии дам бальзаковского возраста, в «Анжелике» эти сцены полны, так сказать, эзотерического смысла. :))) Olga пишет: де Пейрак в основном искусственно сделанный персонаж, собранный как пазл, как в одной песенке пелось, чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил… Про пазл очень точно подмечено. Там даже недостатки описаны таким образом, что все это кажется еще более офигительным. В Пейраке столько всего понапихано, что про него вообще сложно что-либо определенное доказать (вспоминаются все наши споры по поводу этого персонажа), потому как на всякое «а он то» обязательно найдется «а вот здесь он это». Но при всей своей многоликости он остается совершенно безликим. Не хватает в нем внутренней наполненности. Такие суперхаризматичные, самодостаточные, сверхдеятельные дяденьки хороши в качестве героев 2 плана, сугубо для перцу. :))) А главному герою все же неплохо быть живым человеком. Olga пишет: В зоне особого внимания именно издательские элементы — предисловия, примечания, аннотации. Там у самого текста пропали необходимые элементы художественности, а позиционирование, кстати, еще не самое бездарное, бывает и хуже. Выпусти то же издательство старую версию в точно таком же виде — уверена, пошло бы значительно лучше. Селена пишет: А сейчас ее известность — это остаточное явление, она популярна среди тех, кто тогда был очень юн? По моим наблюдениям — в основном да, среди тех, чья юность пришлась либо на 70-е (когда впервые были опубликованы 1 и 6 том), либо на 90-е, когда «Анжелику» кто только не издавал в самых разных видах. Селена пишет: как-то особенно задевает эта история именно дам с территории бывшего СНГ? Другое у нас воспитание, устои, взаимоотношения с мужским полом? Да просто у нас было более традиционное отношение к сексу, чем тогда на Западе. Вот книга и воспринималась как эротическое откровение. Сейчас, конечно, уже все одно, поэтому «Анжелика» и обложки уже имеет более приличные. 🙂 И не так уж неправы были те издатели, которые массово лепили этим книгам обложки с явным сексуальным подтекстом. Потому как для общества, где секс еще остается в сфере интимного, а не общественного, Анжелика и правда была скорее «про это», чем про любовь. А то им, понимаете ли, поголовное непонимание в вину вменяли.

fornarina: Olga пишет: К слову вспомнилось, на форумах сугубо любовных романов, мне показалось, в топе в основном совсем другие писательницы и другие герои. Да и не только на форумах, вон про Нору Робертс, Лизу Клейпас пишутся литературоведческие статьи, изучается их творчество, а где же Голон? О, видите, как интересно. Вот совсем не знаю этой литературы, так получилось, Анжелику-то прочла вдоль и поперек только благодаря вам, милые дамы, — а то где бы я еще взяла легкое чтение на вполне приятном французском языке:)? Так что большое спасибо:). То есть у меня вполне лабораторно-чистый случай: я могу оценить Анжелику не в контексте любовно-исторического романа (я не в курсе), а просто как книжку. И проблема именно в том, что хороший стиль, талант придумать и описать интересный характер заранее обречены на то, чтобы остаться, в общем, неоцененными, из-за очень примитивной структуры дамского романа. Тут кто-то из Проппа отрывок приводил, прямо в точку. Так что тут противоречие по сути. Селена пишет: А сейчас ее известность — это остаточное явление, она популярна среди тех, кто тогда был очень юн? В основном, думаю, да. Воспринималось как откровение с придыханием, чему автор бы очень удивился. Daria пишет: Такие суперхаризматичные, самодостаточные, сверхдеятельные дяденьки хороши в качестве героев 2 плана, сугубо для перцу. :))) А главному герою все же неплохо быть живым человеком. Вот забредет одна наша знакомая, и пойдут клочки по закоулочкам:)))

Daria: fornarina пишет: Тут кто-то из Проппа отрывок приводил, прямо в точку. Вы имеете в виду вот это? «Архетипической для любовного романа в большинстве вариантов является сказка о Золушке со всеми ее перипетиями». Сюжет и романа, и сказки построены вокруг приключений героини, представляющих собой успешное прохождение испытаний на пути к замужеству, «и в этом аспекте розовый роман, конечно же, сказка о женской инициации», о своего рода социальном росте, изменении статуса, субъектной позиции.В героине важно лишь то, что она всегда хороша собой и наделена сногсшибательной сексуальностью. Это ее основная характеристика. Все строится вокруг сексуальности, которая выступает в качестве базовой ценности мира, реконструируемого в романах. Именно сексуальность — т.е. наличие желания и сексуальная привлекательность выступает в качестве основного средства достижения целей, решения проблем, формирования отношений с окружающими. Герой является воплощением силы во всех ее проявлениях. Он обязательно успешен в социальном плане и умеет решать разного рода проблемы. Герой может иметь вспыльчивый характер, иметь «плохую» репутацию, чаще всего опасного для женщин ловеласа. Его образ противоречив: он воплощает в себе мечты о защитнике и покровителе и, одновременно, таит опасность. Герой поначалу несколько пугает героиню, ибо она полагает, что не может контролировать ситуацию — героя, себя, обстоятельства». fornarina пишет: Вот забредет одна наша знакомая, и пойдут клочки по закоулочкам:))) Да мы со знакомой тут уже неоднократно перетирали, и я даже решила для себя, что ее Пейрак мне очень даже нра, а вот голоновский как-то нет. 🙂 Тут же в чем главный прикол с подобными персонажами, — из них очень удобно создавать кумиров. Они полны атрибутов, которые нравятся женщинам самых разных возрастов, а внутри пусто. Получается такой вариант литературного приспособленчества: каждая читательница акцентирует внимание на тех атрибутах, которые больше по душе именно ей, а начинку додумывает. К слову, будь эти атрибуты несколько другими (ну, мне просто никогда особо не нравились мужественно-брутальные понты), может и у меня снесло бы крышу, в 14 лет-то. :))) Тут ведь действительно очень талантливый вариант.

fornarina: Daria пишет: Вы имеете в виду вот это? Ну да. Вроде бы очевидные вещи, но я не литературовед, специально не задумывалась. Мне нравится, когда хорошо формулируют:)). Кстати, не исключено, что и женские романы в процессе подготовки очень даже были начитаны. Daria пишет: и я даже решила для себя, что ее Пейрак мне очень даже нра, а вот голоновский как-то нет. 🙂 Кстати, да, я вспомнила, было такое дело:). Т.е. получалось куда симпатичней, чем черным по белому:).

Leja: fornarina пишет: Вот совсем не знаю этой литературы, так получилось, Анжелику-то прочла вдоль и поперек только благодаря вам, милые дамы, — а то где бы я еще взяла легкое чтение на вполне приятном французском языке:)? Так что большое спасибо:). То есть у меня вполне лабораторно-чистый случай: я могу оценить Анжелику не в контексте любовно-исторического романа (я не в курсе), а просто как книжку. Да,у меня то же такой случай. Никогда не читала женских романов,кстати даже Джейн Ейр не смогла добить. Пыталась пару раз-нет не могу,не лезет. А Анжелику у мамы на полке нашла. Мама сказала,что унесенные ветром лучше,но это красивая сказка. А герой там прям такой растакой. Начала читать,первые три на ура,потом все тяжелее. Хотя Путь в Версаль меня как-то особо не тронул. Что касается темы,то особой художественной ценности в книге не вижу. Да,первые книги не слишком пересахарены,но к концу и это появляется. Главный герой какой-то ненатуральный. А вот исторический фон и второстепенные персонажи мне часто нравятся. Первым крайне успешно вплетать выдуманных персонажей в историческую канву начал Дюма,так что сама идея не нова,сюжетные коллизии часто притянуты за уши. Героиня даже на едине с собой не бывает предельно искрення и часто противоречит своим словам или поступкам. Анжелику можно было показать живее и веселее. Мы могли бы вместе с автором смеяться,радоваться за героиню,осуждать,переживать,но чрезмерный пафос лишает этого.Вспоминается Бекки Шарп-мне было крайне приятно читать о молодой выскочке,не злой по натуре,но часто совершающей некрасивые поступки. Или напротив-Эмили-воплощение добродетели,но и в ней мы видим червоточины. Они живые. А здесь такого нет. Украшающая седина-это смешно,время берет свое,и что еще хуже чужое:))) А еще очень смешит,то что несмотря на беспорядочные связи анжелика беременеет только в выгодные для нее или для сюжета моменты. За время прибывания на парижском дне она так и остается с двумя детьми,зато от Фила сразу рожает,а потом теряет проблемного ребенка. Ну неужели Николя и Огр думали о контрацепции? После востока выгодно теряет ребенка Колена,чтоб потом с Ж проблем и выяснений лишних не было,Онорина-ее кара за убийство сына,в Америке опять рожает только когда сама уже хочет. Все ИХМО. Зато после вашего Форнарина описания, руки потянулись скачать грозовой перевал

fornarina: Leja пишет: А вот исторический фон и второстепенные персонажи мне часто нравятся. Ну да. Они же без идеологической начинки… Leja пишет: Они живые. А здесь такого нет. Да, не очень… Я где-то про это писала, если бы выкинуть из Анжелики две трети того, что Анн Голон в нее от большой любви понапихала, то есть хотя бы без талантов полководца и государственного советника Короля-Солнце, а в последних книгах — еще и богослова и борца с бесами , то можно было бы слепить такую вполне себе житейскую женщину, неглупую и незлую, но без тормозов, которой можно было бы сопереживать, и было бы ничего. Ну вот она в части про Ла-Рошель относительно похожа на человека:). А так-то у нас СВЕРХЖЕНЩИНА. То есть пиши пропало… Ну, видите, нам с Вами нужен живой герой, чтобы можно было себя с ним соотнести, а кому-то нужна сказка и Мэри-Сью, чтобы восхищаться какой-то необыкновенной жизнью со сверхлюдьми, которая где-то там в сияющем далеке есть, в то время как ее ну абсолютно нету, да и пес с ним:). Так что я за старину Дегре:). Вопрос личного выбора:). Leja пишет: А еще очень смешит,то что несмотря на беспорядочные связи анжелика беременеет только в выгодные для нее или для сюжета моменты. Да, это смешно, особо с Николя. Но на самом деле такое бывает, даже с совершенно здоровыми женщинами. Leja пишет: Зато после вашего Форнарина описания, руки потянулись скачать грозовой перевал Так и замечательно! Потом поделитесь, хотя там сопереживать в некотором смысле некому…Только лучше книжку возьмите, оно того стоит:).

Leja: Эх,на выходных еще раз перечитала первый том,а все-таки он и третий самые лучшие ИХМО fornarina пишет: Так что я за старину Дегре:). Вопрос личного выбора:). Да,я тоже писала Дегре и в фильме и в книге мне очень понравился. Кстати,а вам понравилась Ярмарка Тщеславия? А как относитесь к Достоевскому?

 

——————————————————————————————————————————————-

прыгающ сердце

Научиться писать любовные (в т.ч. эротические) и дамские романы можно в нашей Школе писательского мастерства:   http://book-writing.narod.ru  или  http://schoolofcreativewriting.wordpress.com/

Редактирование (развивающее и стилевое) и корректура любовного романа:  http://book-editing.narod.ru  или  http://litredactor.wordpress.com/

За общелитературными знаниями заходите на мой большой блог «Литературный наставник»:  http://literarymentoring.wordpress.com/

сердечный взгляд

Консультации развивающего редактора по сюжету, структуре, композиции, планированию любовного романа:  Лихачев Сергей Сергеевич  likhachev007@gmail.com

 

 

Трейлеры любовных романов

Примеры рекламных трейлеров на романы американской писательницы и редакторши Кей Спенсер. 

Граватар Кей

Граватар Кей

Трейлеры на любовные романы других авторов.

Современный, чувственный роман. Он горяч, богат, но в инвалидном кресле. Она красивая, но эмоционально травмирована и пытается восстановить свою жизнь. Он борется с собой ежедневно, она борется со своим прошлым. У обоих мечты сменяются кошмарами. В романе есть и мечты о возвышенной любви, и чувственные сцены.

Скотта посадили на 10 лет за кражу, досрочно освободили за хорошее поведение. По выходу из тюряги он встретил Малию, чья красота и сострадательная душа успокоили зверя внутри Скотта. Они поженились и пять лет прожили душа в душу. Но явился Чак, главарь банды, и приказал Скотту совершить одно последнее преступление, чтобы вернуть должок. Вернётся ли Скотт к своей прежней преступной жизни? Читайте — узнаете.

Кому ОНА принадлежит? Узнаете, прочитав роман.

Без вампиров сегодня — никуда! Кто не страшится ужасов мировой войны и пылкой любви с потоками льющейся человеческой крови — тому сюда. 

——————————————————————————————————————————————-

Научиться писать любовные и эротические романы можно в Школе писательского мастерства:   http://book-writing.narod.ru

Редактирование и корректура любовного романа:  http://book-editing.narod.ru

Консультации по сюжету, структуре, композиции, планированию любовного романа:   likhachev007@gmail.com

Любовные эротические романы: прогулка по обложкам

Обложка эротич романа

Обложка американского эротического романа, изданного в электронном виде. Книге лучше подошло бы название  знаменитого голливудского фильма «Некоторые любят погорячее» с Мерлин Монро в заглавной роли (в нашем прокате — «В джазе только девушки»)

Горячая любовь в космическом пространстве

Горячая любовь в загадочном космическом пространстве: в чёрной дыре, в общем… 

Не менне горячая любовь в тёмном прошлом

Не менее горячая любовь в тёмном прошлом

Здесь тоже типа про любовь

В этом любовном романе тоже про сердечные муки, только в недавнем прошлом

Планету захватили малуконы, но Синдра ухитрилась обрести свою любовь

Планету захватили малуконы, но Синдра не растерялась и всё же обрела свою пылкую любовь

С двумя-тремя  мужиками с планеты Спигия - девушкам не возбраняется. ведь у неё миссия

Любовь и секс с двумя-тремя  брутальными мужиками с планеты Спигия — приличной девушке не возбраняется. Ведь у неё миссия!

Наташа с тремя залётными альфа-самцами - тоже вариант, цепляет

Наташа с тремя залётными издалека альфа-самцами — настоящий любовный квадрат, цепляет! Хотя…  чем это приключение для Наташи не тот же её благословенный ежегодный отдых в Турции?

Кате в 2078 году позавидуют, думаю, все

Кате в 2078 году позавидуют, думаю, все… 

Но больше всех повезёт Джеми в 2109 году. Дожить бы и посмотреть одним глазом... Хотя поза раком на обложке вполне первобытная

Но больше всех повезёт влюблённой Джеми — в 2109 году. Дожить бы и посмотреть хоть одним глазом… Хотя поза «раком», изображённая на обложке, взята отнюдь не из грядущего XXII века. Похоже, художники обложек любовных романов страшно отстают от писателей — в части воображения

——————————————————————————————————————————————-

Научиться писать любовные и эротические романы можно в Школе писательского мастерства:   http://book-writing.narod.ru

Редактирование и корректура любовного романа:  http://book-editing.narod.ru

Консультации по сюжету, структуре, композиции, планированию любовного романа:   likhachev007@gmail.com